Н Огнев: Исход Никпетожа

— А что ты имеешь против Жоржа, Владлен, миленький?— Сильва села рядом со мной и погладила меня по волосам, отчего я вздрогнул, как от электричества.— Жорж — хороший, ведь это правда, родненький мой? Скажи, что это — правда?

— Чорт его знает, — с досадой ответил я. — В последнее время от тебя только и слышишь, что про Стремглавского. Неужели других тем нету?

— Я должна сказать тебе все, — тихо ответила Сильва. — Мы с Жоржем расписались.

Мне в эту минуту показалось, что на меня село какое-то огромное, мягкое, черное животное и тупым животом прижало меня к земле.

— Ну, что ж ты замолчал, миленький? — спросила Сильва, гладя меня по волосам. — Ведь пойми, я иначе не могла, я, конечно, виновата, что не посоветовалась с тобой... В конце концов, ты мне всех ближе из товарищей, мы с тобой вместе росли... А Жорж — ведь это — другое... Пойми, он весь деятельный, какой-то огнедышащий, и я ему не могла сопротивляться, когда он мне это... предложил. Я становлюсь не собой в его присутствии.

— Значит, я не деятельный? — спросил я.

— Ты последнее время стал каким-то другим, чем был в школе. Как-будто тебя подменили... По существу-то ты остался таким же, но должно быть, с тобой что-то произошло, чего я не знаю...

— Прекрасно ты знаешь, — с досадой перебил я. — У меня умер отец, мне на бульварах приходилось ночевать, да я и сейчас, по существу, без квартиры... Ты очень хорошо знаешь — лучше, чем кто-нибудь, как мне приходилось трудно... И вместо того, чтобы подождать, ты...

— Чего подождать?

— Ну... сама понимаешь, чего. Что я, об’яснять еще тебе стану?

— Конечно, должен об'яснить, потому что иначе я ничего не пойму, — с горячностью сказала Сильва. — И совершенное свинство будет, если не об’яснишь. Чего я должна была ждать?

Тут я понял, что сморозил глупость. Ведь между нами никогда в жизни не было сказано каких-нибудь слов, которые могли бы нас связать. В меня вошла какая-то гнетущая пустота, и я ни с того ни с сего стал ругаться. Мне даже стыдно теперь писать, что я тогда Сильве наговорил.

Она все терпеливо выслушала, потом спросила:

— Чего же все-таки я должна была ждать?

— Ну... мне казалось, что ты... за меня... выйдешь замуж.

— А ты когда-нибудь мне об этом говорил?—живо перебила Сильва. — Знай, что я в тебя влюблена была по уши... в школе. Но ты, во-первых, шился больше с Линой и с Черной Зоей, чем со мной, а потом... откуда я могла предполагать, скажи, пожалуйста? Ты стихи написал — Черной Зое, а вовсе не мне...

— Стихи были тебе, а вовсе не Зое.

— А я откуда знала? Ты их раньше ей дал прочесть. Да и вообще... поздно сейчас об этом разговаривать. По-моему, ты сам виноват, а я иначе поступить не могла. Хоть это пошлое слово, а все-таки, должна прямо тебе сказать: я люблю Жоржа, и без него не могу.

— Ну, и ладно. Перестань.

Я уж не помню, как Сильва ушла. С самых тех пор я все занимался тем, что проверял себя, и поэтому не писал. Как, все-таки, важен взгляд на себя со стороны. Из моей жизни как-то ушло в лице Сильвы что-то большое, важное и светлое. Почему? — задавал я себе тысячу раз этот вопрос. Конечно, есть тысячи и тысячи девчат еще получше Сильвы, но Сильва мне родней всех. И я ее упустил.

Только сегодня утром меня озарило: конечно, потому она от меня ушла, что я перестал почему-то быть активным, растерялся в огромном коллективе Вуза. Так нельзя. Нужно собрать себя. Жизнь валила мимо меня, а я созерцал себя в дневнике... Что за чушь? Делать нужно, а не наблюдать. Бороться, а не растериваться и не расстраиваться из-за пустяков в роде отсутствия жилплощади.

Эти пустяки нужно колотить по загривку, тогда завоюешь жизнь!

К чорту упадочнические настроения!

Буду работать над собой, над жизнью, буду строить со всеми, а не наблюдать. Дубровский у Пушкина пошел в разбойники, когда Маша сказала ему, что она — жена князя Верейского. Но это потому, что Дубровскому некуда было приложить свою энергию.

А мне — есть куда:

Наука. Социализм. Борьба.

Вчера Нарсуд отказал моему первичному в том, чтобы меня выселить, раз я прописан, а сегодня я пошел на собрание младших, потому что меня туда упорно вызывали. Я решил показать вид, что подчиняюсь их авторитету.

Все они были чрезвычайно насторожены и смотрели на меня определенно и перманентно враждебно.

— Брат, — сказал белобрысый. — Нам всем кажется, что вы употребили во зло доверие, которое было вам оказано. Скажите нам, как вы объясняете свое поведение?

— Сват, — нахально ответил я. — Я не вижу ничего такого, в чем мне нужно оправдываться. Что я, маленький, что ли? У меня не было жилплощади, а мой первичный брат Ладанов уступил мне часть своей. А когда я вселился, он сейчас же стал намекать, что это, мол, не на-совсем, а только на время, и что вообще не подыщу ли я себе какую-нибудь другую площадь. Чорта с два! Я полгода искал, я на бульваре ночевал, один раз у проституток даже пробовал — где же я еще буду искать?