Александр Соколовский - Таёжная речка Акшинка

Вот в этой-то полдневной тишине услышали мы однажды песню. Звенели в таёжной чаще задорные голоса. Откликалось в сопках громкозвучное лесное эхо. И до того неожиданным было услышать в тиши песню, что мы с Василием Васильевичем встрепенулись и прислушались.

Песня звучала совсем близко. Казалось, тут же рядом, за стеною деревьев. И мы, только переглянувшись, встали и пошли на голоса.

Песня звучала всё ближе, а вскоре к ней прибавились и новые звуки — странное равномерное звяканье.

Я раздвинул ветки боярышника, и мы увидели каких-то людей, которые сидели вокруг костра. Они пели и постукивали ложками по днищам алюминиевых мисок, словно аккомпанировали себе на невиданных музыкальных инструментах. Девушка в голубой шёлковой косынке помешивала большим черпаком в котелке, привешенном над огнём.

Заметив нас, незнакомцы перестали петь и стучать ложками. И один из них, весело взмахнув пустой миской, закричал:

— Вот и гости! Таёжные жители! Охотники-индейцы!.. Садитесь с нами кашу есть! — И, звонко ударив ложкой по миске, крикнул: — Гонг на обед!.. Валя, скоро?

— Уже готово, — ответила девушка в косынке.

От каши мы отказались, потому что сами недавно обедали. Но, пока весельчаки наполняли свои миски, объяснили им, что мы вовсе не таёжные жители и не индейцы, хотя и загорели на солнце. Рассказали, что на Акшинке проводим свой отпуск, а приехать сюда нам посоветовал один знакомый геолог.

Едва мы назвали фамилию геолога, как люди с мисками оживились ещё больше. И оказалось, что они тоже геологи, комсомольская поисковая бригада, и нашего знакомого хорошо знают.

— И куда же вы путь держите? — спросил Василий Васильевич.

— Домой, — ответил долговязый белобрысый юноша, тот, что дал гонг на обед. — Все работы закончены. Вот смотрите, что мы нашли.

Он взял вещевой мешок, как видно очень увесистый, развязал его и, перевернув, встряхнул. На траву посыпались какие-то камни.

— Сокровища Али-Бабы́, — сказал юноша. — Несметные богатства.

Камни были разные: белые, чёрные, красные, синие, с жёлтыми пятнышками, с розовыми жилками, с серебристыми крапинками, большие и маленькие, гладкие и шероховатые…

Было видно, что этот паренёк — шутник.

— Вы, может быть, не верите? — спросил он, заметив мою недоверчивую улыбку. — Ну так скажите, что это такое, по-вашему? — И показал мне грязновато-серый камешек с золотистыми крупинками и кристалликами.

— Наверно, алмаз, — сказал я, смеясь. — Алмаз или золото.

— Почти точно. Это пирит. С примесью меди. Тут столько меди, — оживляясь, продолжал он и ткнул пальцем себе под ноги, — что хоть сейчас тащи сюда печь для плавки.

Юноша начал перебирать камни.

— Золото, говорите? Есть и золото. Пожалуйста. Вот эта жёлтая жилка в кварце. А это серебро вместе с цинком и свинцом. Серебро, свинец и цинк почти всегда встречаются вместе, как родственники. Так и живут сообща…

Никогда не думал я, что вокруг нашей поляны под толстым слоем травы и земли прячутся такие богатства. А паренёк всё показывал и показывал нам разные камни, и это были не просто осколки породы, а каменный уголь, олово, боксит, из которого добывают алюминий.

Вот какие богатства отыскали в тайге комсомольцы-геологи. И когда мы простились с ними, когда двинулись домой, к нашей палатке на берегу реки, ноги мои словно сами собою старались ступать осторожно, будто бы я в самом деле шёл по россыпям алмазов или по золотым самородкам.

Впрочем, так оно и было. Кто знает, сколько ещё неразведанных сокровищ таит в себе Забайкальская земля!

Первыми вестниками осени в Забайкалье бывают деревца и кустики, что растут на вершинах сопок. Осень разукрашивает их листву в золотые, красные, оранжевые цвета, словно вывешивает повыше над тайгою разноцветные флажки, чтобы все в лесу знали о её приближении.

А внизу, у подножий сопок, лес ещё зелёный. Только кусты низкорослой черёмухи украшают себя, как бусами, гроздьями чёрных крупных ягод.

Много таких кустов росло на поляне возле нашей палатки. Ягоды можно было есть, просто срывая с веток. Можно было класть их в чай. Он становился ароматным, с вязкой приятной кислинкой.

Но не только нам с Василием Васильевичем пришлись по вкусу ягоды черёмухи. Почти каждый день на поляну слетались сороки. В Забайкалье сороки не такие, каких я привык видеть под Москвой. Перья у них голубоватые, на головках — пушистые чёрные шапочки. Их так и называют — голубыми. Но они ничуть не менее крикливы и непоседливы, чем их обыкновенные северные родственницы.