Александр Соколовский - Таёжная речка Акшинка

Я прицелился ещё тщательнее и выстрелил снова. На этот раз листья посыпались ниже сидящей птицы. И снова она с удивлением наклонила голову, посмотрев вниз, на голые ветки.

Да что же это? Уж не привязана ли там эта тетеря? Или она глухая? Выстрелов не слышит?

Я перезарядил ружьё и опять выстрелил. Дробь прошла выше тетеревиной головы. Птицу осыпало листьями. А она только встряхнулась и изумлённо покрутила клювом.

Лишь после четвёртого выстрела, видно сообразив, что надо убираться подобру-поздорову, тетёрка взмахнула крыльями и, пока я перезаряжал двустволку, плавно опустилась в траву.

Мы возвращались домой. Впереди шёл Доржи, за ним — Василий Васильевич. К их поясам было привешано штук по шесть тетеревов. Я плёлся сзади, досадовал на себя и удивлялся, почему моя тетёрка так долго не улетала с ветки. Может быть, эта тетеря и правда была глухая. Нет, по всему было заметно, что она слышала грохот выстрелов. Наверно, не глухая, а просто глупая была эта птица. Окажись на моём месте другой, более меткий стрелок, вариться бы ей в кастрюле на нашем костре.

Не знаю, сколько в тайге медведей, зайцев, косуль, барсуков, лисиц и прочего зверья, а вот бурундуков действительно великое множество. Бурундук — это маленькая серовато-жёлтая белочка с пятью чёрными полосками вдоль спины. И хвостик у неё на конце чёрный, распушённый, будто кисточка.

Очень много бурундуков жило вокруг нашей полянки. Отойдёшь от палатки за хворостом или за водой, а бурундуки так и выскакивают из-под ног. Промелькнёт зверёк в траве, вскарабкается на дерево и давай верещать — сердится, что его потревожили. Живут бурундуки в земле, в норках. Но спасаться от опасности спешат на деревья. По стволам и веткам они хорошо лазают — коготки у них цепкие.

Как-то раз взял я удочки и пошёл на речку рыбу ловить. Только свернул за кустик, из-под моих ног выкатился жёлтый полосатый комочек, заверещал пронзительно — и на дерево. Я даже вздрогнул от неожиданности.

Высоко бурундук взбираться не стал. Вцепился в кору острыми коготками, прижался к стволу и ждёт, что будет дальше. Наверно, он думал, я мимо пройду. А я нарочно остановился да ещё посвистел, чтобы его попугать.

Но бурундук совсем не испугался свиста. Он пошевелил короткими блестящими усами и прислушался. Я ещё посвистел. Бурундук — ни с места: слушает.

Тут уж я засвистал на все лады. Одну песню просвистал, другую начал. А сам подхожу всё ближе к дереву. Сидит бурундучок и не собирается удирать. Даже как будто не замечает меня, до того заслушался.

Совсем близко я к нему подошёл. Рукой дотянуться можно. А сам всё насвистываю:

Такая уж грустная песня мне на память пришла.

И бурундук пригорюнился. Нахохлился. Наверно, и у него, бурундука, тоже в жизни не всё бывает ладно да гладко…

Жалко мне его стало. Кто знает, какое у него горе? Может быть, хитрый лесной жулик утащил все запасы, которые бурундук на зиму готовил; может, дети у него какие-нибудь непослушные родились?.. Протянул я руку и погладил зверька по тёплой полосатой спинке.

Бурундука будто электрическим током ударило. Запищал он и кубарем скатился в траву.

Возвратился я часа через два к нашей палатке. Двух ленков на обед принёс. Василий Васильевич уже костёр раздувает, кастрюлю над огнём прилаживает. Рассказал я ему, как бурундучок моего свиста заслушался. Думал, что удивлю его. Но он не удивился и кивнул головой.

— Верно, — говорит. — Бурундуки — большие любители музыки. Их так и ловят в тайге. Ходит охотник с длинной палкой. На конце у палки петля. Как увидит бурундука, так и давай свистеть. И до того зверёк заслушается, что подходи к нему хоть вплотную и накидывай петлю на голову.

Вот ведь как бывает. Кое-кого, оказывается, любовь к музыке до добра не доводит.

Когда августовское солнце в Забайкалье пересекает невидимую границу полдня, над тайгой, над сопками и полянами разливается томительный зной. Так и тянет прилечь где-нибудь в тени под деревьями и задремать или просто прикрыть глаза, уставшие от ослепительных лучей солнца. В такую жару вся тайга замирает в дремоте. И кажется, что не берёзы и осины, не лиственницы с пушистыми лапами, а сама тишина, мягкая, как лиственничная хвоя, обступила палатку со всех сторон.