Вольф Бреннеке - Эрих и школьная радиостудия

Фриц остался недоволен текстом передачи.

— Все это как-то недоделано, — как всегда серьезно, заявил он. — Вот инженер плывет с рыбаком на электростанцию и по дороге кое-что о ней рассказывает, но они даже не успевают приехать, как уже происходит переключение на следующую картину. Для чего тогда эта прогулка на лодке? Только для того, чтобы Петушок мог пошлепать ладонями по воде? Действие должно происходить на самой стройке — бетономешалки, пневматические молоты, составы с платформами, перекликающиеся рабочие… вот это будет характерная обстановка.

Разговорившись, Фриц оживился. Учителя это очень обрадовало.

— Мы ведь только начинаем, — ответил он, — нельзя сразу брать на себя так много. Понимаешь, Фриц, — написать такую сценку мы, предположим, написали бы, — предположим, повторяю! Но сумеем ли мы с нашими возможностями сразу так сыграть ее и так все изобразить, чтобы получилось, как в жизни? Вряд ли. А тогда наши слушатели будут недовольны, да и мы сами тоже, и у нас сразу пропадет вкус к этой работе. Лучше уж мы сначала ограничимся тем, что мы придумали, и постараемся, чтобы это тоже произвело хорошее впечатление. Если все пройдет благополучно, мы постепенно будем ставить перед собой все более и более серьезные задачи, — понятно?

Учитель искоса взглянул на мальчика, — Фриц задумчиво покачивал головой; он еще был не совсем убежден.

— Значит, тебя очень интересуют электростанции? — спросил Пильц.

— Нет, нет… — быстро ответил Фриц. Лицо его снова стало непроницаемым. Наступило довольно долгое молчание.

«Почему мальчик такой замкнутый? — спрашивал себя учитель. — И какую роль играют здесь электростанции? Я чувствую, что в них ключ к разгадке».

Очень осторожно он приступил к расспросам, потихоньку нащупывая пути к сердцу мальчика. Вначале Пильц наткнулся на сопротивление, Фриц уклонялся от ответов; но потом он, вероятно, понял, что учителем руководит не простое любопытство. Быть может, мальчик уже давно ожидал возможности высказаться откровенно, так как сопротивление внезапно сломилось и Фриц начал изливать душу.

Отец его был инженером и одним из владельцев большого строительного предприятия. Когда началась война, он был призван, в качестве офицера, в саперные войска. Он восстанавливал взорванные мосты, потом его послали на завоеванные территории вести сторожевое охранение промышленных предприятий. После этого он попал на Восток; началась война с Советским Союзом, которая вначале обещала быть лишь чудесной прогулкой в Москву; однако эта прогулка совершенно внезапно и непредвиденно закончилась весьма скверно. Хотя немецкие войска сопротивлялись еще некоторое время Советской Армии, но потом им пришлось снова отдавать захваченные земли, одну за другой, и в конце концов их отступление перешло в беспорядочное бегство. И все же, каким бы беспорядочным оно ни было, то, что на их пути еще можно было разрушить и уничтожить, уничтожалось. Инженер-полковник Фридрих Фишер также получил приказ полностью ликвидировать — как тогда выражались — знаменитую электростанцию с гигантской плотиной. Он это сделал, потому что был солдат и приучен повиноваться. Но он написал домой: «… сердце мое обливалось кровью. Сколько тысяч людей обдумывало это замечательное сооружение, планировало и строило его; сколько оно стоило сил, пота и стараний, трудовых дней и бессонных ночей, сколько мечтаний, желаний и надежд были заложены вместе с бетоном, — и я, именно я, который все это знает, должен был уничтожить работу многих тысяч людей. Мне кажется, что я палач…»

С тех пор что-то надорвалось в нем; инженер Фишер больше не был таким, как прежде, даже тогда, когда его отправили на родину с искалеченной ногой. Дом его был уже почти на линии фронта, потому что война преследовала бегущие немецкие войска по пятам, — она шла теперь в самой Германии. Вскоре Советская Армия стояла у ворот города. Тогда опять вспомнили об инженер-полковнике Фишере и отдали ему приказ взорвать мост через реку и большую электростанцию. Но он за это время много размышлял и отказался от задания. К нему немедленно приехали на машине эсэсовцы. Разговор с ними длился полчаса, потом офицеры уехали. Сильно встревоженная мать вздохнула с облегчением, когда отец, улыбаясь, вышел из своей комнаты целым и невредимым. Никто никогда не узнал, о чем шел разговор у него в кабинете; отец ни одним словом о нем не упомянул. Он тщательно подготовил все для эвакуации семьи, еще раз дал точные указания на всевозможные случаи и собственноручно запаковал чемодан с важными бумагами.