Александр Соколовский - Неутомимые следопыты

Малыш посмотрел на всех нас внимательно и вдруг, сорвавшись с кучи, помчался к дому; он кричал во все горло пронзительным и звонким голосом:

— Дедушка! К тебе пионеры пришли! В галстуках!..

— Эгей! — отозвался из дома веселый бас. — Которые такие в галстуках? — И на пороге застекленной террасы показался рослый лысоватый человек в очках, с молотком в руке. — Заходите, заходите, — радушно пригласил он нас, поднимая очки на лоб.

Старательно пошаркав ногами по проволочной сетке у порога, мы гуськом вошли на террасу. Дядя Егор указал нам на скамейку возле небольшого столика.

— Рассаживайтесь и рассказывайте, какие ветры вас ко мне занесли. По носам вашим вижу, что дело важное.

Федя пощупал свой нос и засмеялся. А Митя стал объяснять, кто мы с Женькой такие. Услышав, что Вострецов — племянник тети Даши, Егор Алексеевич тряхнул лысеющей головой.

— Знаю Дарью Григорьевну. И мужа ее покойного знал. Отличный был человек, душевный и честный.

Он говорил решительно, громко, отрывисто. Я вспомнил про молоток, который был у него в руке, когда он вышел на крыльцо, и подумал, что дядя Егор, наверно, очень энергичный старик.

Пока я раздумывал над этим, Женька успел рассказать о нашей находке. Он упомянул о том, что мы уже были у Митиного дедушки и что как раз он-то и дал нам адрес дяди Егора. Потому что Прохоров был в лесу с заготовщиками в тот день, когда из лесной чащи вышел к ним партизан в военной шинели и в фуражке с красной звездой.

— Верно, — кивнув, подтвердил Егор Алексеевич. — Было такое. Мы тогда, как обычно, в лес пошли. Пятеро нас собралось. Спиридонов Родион… Потом еще Сергей Пономаренко. Ну я — третий. Четвертый — Петров Денис. Пятый… Кто же пятый был? А! Степанов Данила. Здоровущий мужик… На голову меня ростом выше.

В лес мы к полудню пришли. Четыре тележки с собой прикатили. Мы на них укладывали бревна и возили в город, на лесопилку. По четыре бревна на две тележки. Ну, я полагаю так, что Данила и один такой груз сдвинул бы. Только мы себя работой тогда не стали изнурять. Какая охота на немцев работать? За день только восемь бревен доставляли. Двое спереди тянут, двое сзади толкают, а пятый, лишний, стало быть, следит, как бы бревна от тряски не разъехались.

Ну вот, в тот день начали мы деревья валить. А партизаны, видно, давно уже к нам присматривались. Знали, что с нами фашистов нет. И вышел ихний командир к нам открыто. Это мы уж после решили меж собой, что он партизанский командир. А сразу-то все только рты поразевали. Как же иначе? В красноармейской шинели человек. Звезда на фуражке.

Вышел он к нам, на пенек присел, кисет вытащил, бумагу, самокрутку свернул. «На немцев, — говорит, — работаете». Стали мы ему объяснять, что гитлеровцы в лес посылают только семейных. Работаем, мол, под страхом — детей погубят. Он послушал, нахмурился. Кресалом огонь высек. Закурил. Ничего больше нам не сказал и стыдить не стал. А начал расспрашивать, сколько в городе немцев, как вооружены, нет ли склада боеприпасов. Еще спросил, кто из жителей в полицаи пошел служить. Все мы ему поведали: и сколько фашистов, и где комендатура. Про Хорькова — самого главного гада — тоже рассказали. Он все очень внимательно выслушал, а после стал спрашивать, не знаем ли мы верных Советской власти людей в городской больнице и на железной дороге. Стали и мы его в свою очередь расспрашивать: скоро ли конец фашистской неволе, скоро ли наша Красная Армия на помощь к нам придет? Выслушал он нас и говорит: «Придет Красная Армия. Не было такого случая, чтобы она наших людей из беды не выручила».

Назвать тому партизанскому командиру людей, верных Советской власти, было нетрудно, — говорил Егор Алексеевич. — Таких людей в городе было много. Гораздо больше, чем полицаев и прочих фашистских прислужников вроде Хорькова. Родион сразу же назвал свояка Арсения, его жена Родионовой жене родной сестрой доводилась. Работал он смазчиком на станции. Тоже не своей охотой пошел. Немцы пригрозили, что его самого и всю его семью в лагерь угонят, если работать на них не станет. Но мы-то знали, как он буксы у вагонов смазывает. Почему только те вагоны в пути не загорались — не ведаю. Ну а насчет верного человека в больнице, так надежнее доктора Лидии Викторовны Старицкой, пожалуй, было и не найти. Это мы все в один голос подтвердили.

Командир задумался, ладонью подбородок потер. Должно быть, запоминал имена. А потом спрашивает: «Ну а вы, товарищи, хотите Советской власти помочь поскорее гитлеровцам шею свернуть?» Ясное дело, мы все сказали, что хотим. И были тогда получены нами, каждым, особые задания. Родиону — переговорить со свояком, выяснить, какие у того настроения; Степанову Даниле и Денису Петрову — составить примерный распорядок смены патрулей ночью и план их маршрутов; Сергей Пономаренко такое задание получил: разузнать, есть ли у гитлеровцев в городе взрывчатка, к если есть, то где они ее хранят. И у меня задание было: установить точно, в какой комнате в заготовительном пункте стоит пишущая машинка, и поговорить с докторшей Лидией Викторовной, сможет ли она раздобыть для партизан бинты, йод, вату и разные лекарства. А кроме того, было у нас всех одно общее задание: расклеить по городу партизанские листовки.