Александр Соколовский - Неутомимые следопыты

— Ну ладно, — говорил огорченно Женька, заканчивая эту историю. — Мы все равно хотели бумаги в музей передать. Но Левашов этот обещал нам копии прислать. А ведь мы можем раньше уехать, чем он нам их пришлет. И как это я раньше не сообразил переснять с бумаг копии!.. И аппарат — вот он! — на стенке висит. И фотограф свой — вот он! — сидит, как воробей на заборе!..

Не знаю, почему вдруг я оказался похож на воробья, да еще на заборе. Но Женьке вообще иногда приходят в голову какие-то странные сравнения.

Подумав, Митя сказал:

— Зря ты, Женя, загоревал. Копии в музее снимут лучше, чем вы смогли бы своим «ломо». И вам непременно пришлют. Не сомневайтесь. А если и с опозданием вышлют, так Дарья Григорьевна или из нас кто-нибудь — мы перешлем, только адрес оставьте.

— Спасибо, если перешлете, — повеселев, сказал Женька.

— Подождите, — загадочно улыбаясь, произнес Митя. — Сейчас еще одно «спасибо» скажете. Да еще какое!

Он бережно развернул трубочку-тетрадку, раскрыл ее и вытащил пожелтевший листок бумаги.

— Вот. Берите. Дедушка вам велел передать.

Это была партизанская листовка! Та самая, которую так долго хранил у себя в комоде Михаил Федорович Григорьев.

Если говорить честно, то после того, как все наши документы и бумаги увез с собой Василий Степанович Левашов, у меня опустились руки. Для чего было идти к Егору Алексеевичу Прохорову? Для чего шагать в Печурово или в Марьино? Я не верил, что Левашов сдержит свое обещание. Мало ли у него дел в музее!.. Ну, пообещал и забыл. Нужно ли ему возиться со всякими фотокопиями… Но зато все изменилось, когда Митя принес листовку — настоящую партизанскую листовку, подлинник, а не копию. Я снова воспрянул духом.

К Егору Алексеевичу Прохорову мы решили идти не медля, вместе с Митей. Тот сказал, что дядя Егор в прошлом году вышел на пенсию и мы можем застать его дома.

— А спина-то у дедушки неспроста болела, — сказал Митя, когда мы вышли на улицу. Он кивнул, указывая вверх на небо. — Занепогодит к вечеру.

По небу, временами закрывая солнце, быстро мчались грозные облака. Громоздясь друг на друга, будто снежные горы, от края до края неба, чтобы общими силами обрушить на землю ливень.

Не доходя нескольких дворов до калитки дома, где жил Афанасий Гаврилович, я вдруг невольно замедлил шаг. Впереди шел человек. Я сразу же узнал знакомую коричневую кепку. Конечно, это был тот самый незнакомец, которого мне уже приходилось видеть. Пройдя мимо знакомой калитки, человек на мгновение приостановился и, быстро оглядевшись, сунул что-то в щель. Мне показалось, что это был конверт.

Странное и тревожное чувство вдруг охватило меня. Кто этот незнакомец? И что ему нужно от бывшего партизана?

— Эгей! — внезапно прозвучал позади нас звонкий возглас. — Эгей, следопыты!..

Мы обернулись все разом. К нам спешили Игорь и Федя. Я тотчас же позабыл о странном незнакомце.

— Куда собрались? — осведомился подбежавший Федя. — Уж не к д-дяде ли Егору?

— К нему, — кивнув, ответил Митя.

— И не с-совестно? Б-без нас… — Федя был явно обижен, и от обиды больше обычного заикался.

— Конечно, — тоже с обидой поддержал его Игорь.

— Неудобно, Федя, к незнакомому человеку являться с утра да еще целой толпой, — объяснил Женька.

— Это д-для вас он незнакомый, — кипятился Федя, — а для нас просто дядя Егор.

— А что, в самом деле, — примиряюще объявил я, — ну, придем мы трое, ну, придем пятеро. Не все ли равно?

— Конечно, он не прогонит, — подтвердил Митя.

Вот так и получилось, что на Советскую мы двинулись почти всем нашим отрядом следопытов.

По дороге Федя говорил не умолкая.

— Вот вы про товарища забыли, а я про вас не забыл. Ну ладно, отряд у нас есть. А штаб? Г-где мы с-собираться будем?

— У тети Даши нельзя, — произнес Женька. — Ивану Кузьмичу помешаем.

— И у нас тоже… не очень, — с огорчением заметил Митя. — Отец с матерью с работы усталые приходят.

— Вот то-то и оно! — обрадованно воскликнул Федя. — Н-ну н-ничего, — добавил он таинственно. — Я знаете какое место выбрал!..

— Какое? — разом откликнулись я, Женька и Митя.

— В-вот увидите!

— Да ты не тяни, говори.

— Не хотите идти сейчас, — упрямо говорил Федя, — пойдем после.

Неказистый одноэтажный домик, где жил Егор Алексеевич Прохоров, был таким же, как десятки других домов в Зареченске. За невысокой оградой в садике на куче песка возился малыш лет пяти.

— Эй, Петушок! — окликнул его Федя. — Дедушка дома?