Михаил Коршунов - Колесо истории, или Сверхпроводимость

Стеклодув Николай и его помощница Пунченок снимали с полок различного цвета сосуды и колбы.

Митя Нестеров очищал от мусора отверстия вентиляции, проверял исправность климата.

В вестибюле стояли ребята.

Громцев вышел на балюстраду. Она была построена вверху, между колоннами. Для какой надобности, неизвестно.

Может быть, впервые и понадобилась для разговора с массами.

— Дорогие дети! — сказал Громцев. — Все мы вас любим, вся наша страна…

— А почему не пускают? — раздались голоса.

И толпа задвигалась, зароптала, готовая вновь подняться морской волной. Лазуркин начал судорожно оглядываться, искать свой взвод.

Кое-кто из сотрудников спрятался за колонны балюстрады: как говорится, не ровён час…

Сверхпроводимость!

— Где олимпиада?

— Когда фокусы будут?

Это возмущался опоздавший Гунн с недоеденным ещё мороженым.

— …но, к несчастью, — продолжал Громцев, силясь перекричать Гунна с недоеденным ещё мороженым, — и не по нашей вине произошло недоразумение! Произошла ошибка! Мы…

Перед Громцевым из толпы появился микрофон. Он высоко покачивался на длинной палке. Громцев от удивления умолк, даже очки снял.

— Что это?

— Пресса, Вадим Павлович, — зашептал сзади Ионов. — И вон ещё…

Громцев увидел нацеленные на него фотообъективы. Под балюстрадой стоял репортёр с микрофоном, привязанным к половой щётке. Шнур от микрофона был подключён к портативному магнитофону. Катушки на магнитофоне вращались — происходила запись.

— Сейчас лучше не надо, Вадим Павлович, — снова зашептал Ионов. — Потом разберёмся. Сейчас только поприветствуйте, скажите — пусть приходят завтра… послезавтра. А мы что-нибудь придумаем.

— Да, да, — зашептала Марта Петровна, выглядывая из-за колонны. — Конечно, придумаем.

Громцев оглядел притихшее собрание, раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но только безнадёжно махнул рукой. В ту же секунду ослепительно вспыхнули репортёрские «блицы». Громцев от неожиданности уронил вниз с балюстрады очки, и они рассыпались у ног репортёра со щёткой на мелкие кусочки.

…Одна дверь, одна тележка, один фанерный ящик, один зонтик, одна ваза с цветами, одна банка с клеем и ещё одни… очки.

С первой полосы газеты Громцева приветствует Громцев поднятой рукой (это как раз когда он безнадёжно махнул рукой). Под фотографией заголовок заметки: «Вторая молодость института Холода». Вадим Павлович сложил газету и тяжело задумался. Он был в круглых очках с новыми стёклами, дужки перевязаны изолентой, отремонтированы.

В задумчивости он просидел ещё несколько минут, снял трубку и набрал номер телефона.

— Ферапонтов, у нас действительно образовались… излишки. Можем на днях передать вашему институту… Нет? Вы же просили… А-а, уже слышали.

Вадим Павлович нажал на рычаг, подумал и снова набрал номер.

— Почтовое отделение? У нас действительно образовались излишки. А-а, уже слышали… Извините.

Нажал на рычаг, подумал и снова набрал номер.

— Районо? Громцев говорит. Да, из Криогенного корпуса. И вы в курсе? Так нельзя ли их как-нибудь… а? Фокус какой-нибудь сделать!.. Методиста пришлёте? — Громцев вздохнул. — Если ничего другого не можете предложить, давайте методиста. Присылайте. А может, они скоро в пионерские лагеря уедут или на дачи? Теперь не уедут, не надеяться? Да, пытливые и настойчивые, так мы и написали.

Открылась дверь, и вошла Марта Петровна. Она несла кипу книг и подшивок.

— Литературу я подобрала. На первое время хватит.

— Что это ещё такое?

— Как — что? Педагогика! Ушинский, Макаренко, заслуженная учительница Боярская. Журнал «Семья и школа». Здесь я кое-что подчеркнула. И вообще, — сказала Марта Петровна с энтузиазмом, — я и не догадывалась, что это так увлекательно.

— Что увлекательно?

— Проблемы воспитания! Мир прекрасного и возвышенного.

Громцев промолчал.

— Вы тоже думаете, они уже навсегда с нами?

— Кто?

— Дети.

— Они, конечно, причиняют неудобства, но тогда бы они не были детьми. Их любопытство не простое праздное, как может показаться на первый взгляд, а, впрочем, в «Семье и школе»… — Марта Петровна открыла журнал и приготовилась читать.

Зазвонил телефон.

Громцев замахал руками.

— Меня нет. Ушёл! Уехал! Пропал без вести!..

Марта Петровна взяла трубку.

— Согласны? На что согласны? Излишки? А у нас никаких излишков нет, — сказала она, не замечая отчаянных жестов Громцева, который просил её передать ему трубку. — Никаких излишков! — повторила Марта Петровна твёрдо. — Он вам звонить не мог. Он ушёл, уехал, пропал без вести.