— Угу! Не волнуйся — решу и тебе.
Дело в том, что у меня не математический склад ума (так говорит мама, и она права), а Юрка отличник, он всегда решает и за себя и за меня.
Но не это сейчас главное. Он меня не понимал, а мне так хотелось, чтобы он настроился на мою волну. И я стала повторять про себя: «Юрка, ты мне нравишься! Ну, честное слово! Не веришь? Ты мне нравишься! Ты мне нравишься! Ну, да!» Есть же люди, которые передают мысли на расстояние, а между нами разве расстояние? Всего полметра. До Юрки, наверное, все-таки дошло. Он сделался задумчивым, потом прошептал:
— Твою задачку в общих чертах решил. — И стал энергично набрасывать на листке.
Я все-таки не теряла надежды. Ну, Юрочка, думала я, если я не скажу тебе на алгебре, то к концу пятого урока будешь трепыхаться в моих сетях, как золотая рыбка… Так я думала, аккуратно переписывая в тетрадь задачку, которую мне решил Юрка.
Но дальше события стали развиваться немного не так, как я предполагала. О том, что мое открытие действует, я узнала буквально на первой перемене. Ко мне подлетела моя Лариска и сказала:
— Катя! Ты сегодня какая-то новенькая. Что случилось?
— Пока еще ничего, а там посмотрим, — ответила я.
Прозвенел звонок, и Лариска пошла на свою парту,
изрядно озадаченная.
На немецком языке, когда все дружно «шпрехали», на мою парту шлепнулась записка. Я быстро накрыла ее ладонью и оглянулась. По лицам ничего нельзя было понять — все они были какие-то иностранные. Я спросила у Юрки:
— Тебе или мне?
— Открой — узнаешь.
— А если мне?
— Могила.
В доказательство Юрка скрестил руки и прижал их к груди.
Я открыла записку и прочитала: «катя ты законная девчонка давай ходить ле-ры». Все без точек и запятых. Странно читать свое имя с маленькой буквы. Да и подпись не поняла сначала.
— Ого! — сказал Юрка. Он тоже прочитал.
— Что — ого? — спросила я.
— Ле-Ры.
— Остроумно. А что это?
— Не что это, а кто это. Ленька Рыбин.
Я посмотрела на Леньку-он сидел с каменным лицом. Ну, конечно, это он. Кто же еще так метко бросит записку? И в то же время это на него непохоже. Ленька не такой парень, чтобы заниматься всякими глупостями — писать записочки. У него хватит мужества подойти к девчонке и сказать прямо. Он ведь на медведя ходил чуть ли не один на один! А тут — записочки… Но на всякий случай я решила ответить ему, будь что будет! Да ничего не будет! Ленька в мои планы не входил, главная моя цель — Юрка. Но на письма надо отвечать. И я пригласила Юрку в соавторы.
К Леньке полетело ответное письмо — его я довольно метко швырнула: «Ле-Ры! Странное ты мне делаешь предложение. А как же те две обожательницы? Ка-Бу».
Ленька не замедлил ответить. Но мне не суждено было получить записку — поймала на лету Шпрехен Зи Дойч.
— Это что еще за воздушная почта? Посмотрим-по-смотрим, кто же голубки…
И она медленно стала разворачивать записку. Сквозь звон в ушах я услышала ужасное:
— «Какая же ты дура, Ка-Бу, что не хочешь быть моей…»
* * *
— Нет, вы меня не утешайте, — сказала я Лариске и Юрке.
Они нашли меня под лестницей первого этажа — в местечке, которое я забронировала за собой еще в пятом классе, когда впервые удрала с урока.
— Не утешайте. Все кончено.
Я отвернулась от них и сморгнула слезы.
— Что все? — подал голос Юрка.
Он стоял вопросительным знаком — ему здесь было низко.
— Все, — сказала я и залилась в три ручья.
— Ниагарский водопад, — сказала Лариска. — Только интересно, какая водичка — соленая или пресная?
Лариска взяла в руки мою голову, как берут арбуз, и привалила к своему плечу. Так мы постояли минуты две. Со стороны мы выглядели, должно быть, комично, потому что Юрка фыркнул:
— Ни дать ни взять — скульптурная группа. — И тоном приказа — Бубликова, перестаньте рыдать. Под лестницей это смешно, мягко говоря.
— В то время, как мы стоим под лестницей, наши вычерчивают фланец, — поддержала его Лариска.
— Ну и пожалуйста, — сказала я, вытерев насухо глаза фартуком, — никто вас не просил приходить сюда, оставались бы со своим фланцем.
— Не груби, — попросил Юрка, — а объясни.
— Вылазьте. Я вас вижу, — раздался вдруг сверху голос директрисы, который нельзя было спутать ни с каким другим голосом.
Нам ничего не оставалось. Увидев нас, Елена Ивановна сказала с притворным ужасом:
— Как?! Цвет восьмого «б» под лестницей? В то время, как идет урок!
Мне стало не по себе. Во-первых, никакой я не цвет, так же, как и Лариска. Это слово относится только к Юрке. А еще я подумала: если она узнает о записке, мое дело — труба.
Читать дальше