Янис Плотниек - Черные и белые [Повесть]

Мы облегченно вздохнули: значит, наша ночная работа была ненапрасной. Близился час расплаты с предателем.

Прильнув к щелям в стенах ларьков, мы наконец увидели Папуаса. С метлой в руках, сонный и хмурый, он принялся обходить базарную площадь, подбирая под длинными столами бумагу и прочий мусор. Потом, почесав затылок и зевнув, вдруг остановился у выкопанной нами ямы, заглянул в нее, зачем-то палкой померил глубину и недоуменно пожал плечами.

А мы, покинув свои убежища, крадучись, стали приближаться к Папуасу. Предатель, поразмышляв бесплодно над тем, для чего в центре площади вырыта яма, махнул рукой, повернулся и — остолбенел! Его окружило плотное кольцо черных. Папуас побледнел. Вымученно улыбнувшись, он пролепетал еле слышно:

— А д-для чего яма-то, ребята, а?

— Руки вверх, предатель! — грозно крикнул Генерал.

— Я н-н-не виноват… — заикаясь, попытался было оправдаться Папуас. — М-меня Репсис обманул… Честное слово! Так и не дал обещанный лат… — И тут Папуас осекся, потому что, сам того не желая, признался в предательстве. Выпалил от страха не то, что нужно.

За один лат продал наше знамя! Мы были готовы растерзать предателя! А Генерал сказал спокойно и твердо:

— Слушай, предатель: за измену, за то, что похитил красное знамя, черные приговорили тебя к позорной казни…

— Не трогайте меня! — завопил Папуас. — Я буду кричать!..

— Заткнуть ему рот! — приказал Валдис.

Приказ Генерала был мгновенно выполнен: Папуасу заткнули рот тем самым платком Репсиса, который в свое время был пущен в ход против нашего Назитиса. Предателя подтащили к яме. Вперед выступил наш командир, слева от него стал адъютант Пипин, а справа — разведчик Назитис. Полк черных застыл в торжественном строю. А Генерал громко прочитал приговор:

— «Суд полка черных приговаривает бывшего стрелка, предателя Папуаса, к суровому наказанию: он будет привязан к позорному столбу и до колен закопан в землю. Приговор привести в исполнение немедленно!»

Отчаянно дрыгавшегося Папуаса Боксер с Актером опустили в яму, а руки привязали к столбу. В яму посыпалась земля. Когда приговор был исполнен, Генерал приклеил к столбу лист бумаги, на котором было написано: «Казнен за предательство!!!»

Как-то незаметно над городом собрались тяжелые грозовые облака. Загремел гром, полил дождь. Черные взлохмаченные волосы Папуаса вмиг стали блестящими и гладкими, словно их залили варом. По его ошалелой физиономии струйками стекали капли дождя вперемешку со слезами.

— Вот что, предатель, — сказал напоследок Валдис. — Когда тебя освободят мать или торговки, приказываю молчать! Если скажешь хоть слово, пострашнее накажем. Понял?

Папуас, громко всхлипывая, кивнул головой.

— Разойтись! — скомандовал Валдис.

— Разойтись! — повторяя приказ, затрубил на всю площадь адъютант Пипин.

Мы разошлись, точнее, разбежались по домам, потому что на улицах уже появились первые прохожие.

Дождь кончился. Некоторое время базарная площадь пустовала. Потом на ней, весело помахивая хвостом, показалась пестрая собачонка. Услышав приглушенные стоны, она засеменила к столбу, затем, смешно свесив голову набок, уставилась на Папуаса и тявкнула, выразив этим свое изумление. Приблизившись к казненному, она деловито обнюхала его и затрусила дальше, по каким-то своим собачьим делам.

Но вот, нагруженная мешочками и корзинками, на базаре появилась Лавиза Спалите, которую знал весь Гулбене. Она торговала всем, что только можно было собрать на лугах и в лесах; даже весной у нее были в продаже и клюква, и соленые грибы, и липовый чай, и сушеная черника. В это утро она несла в одной из корзинок раннюю землянику, поверх которой лежали собранные накануне черные сморщенные грибы. В наших краях их называют сморчками.

Лицо Лавизы было озарено победной улыбкой, потому что она была на базаре первой, и единственное, самое лучшее место, как она считала, еще не было занято. Поэтому Лавиза, пыхтя, шла к центру базарной площади.

Но, как говорится, несчастье приходит нежданно-негаданно. Дорогу ей перебежала, правда, не черная кошка, а всего лишь пестрая собачонка, но на всякий случай Лавиза трижды сплюнула через левое плечо. А сердце ее дрогнуло в предчувствии неминуемой беды. И действительно, в центре площади она вдруг увидела человека, привязанного к столбу!