Семен Лунгин - Дом с привидениями

— А ты чего? — заорал Марягин.

— А ты чего? — еще громче заорал Николаев.

Они схватились, повалились наземь и покатились по траве.

— А ну, — раздался властный Мариночкин голос. — Кончайте, кому сказала.

И, представьте себе, мальчишки встали и, набычившись, поглядели на Мариночку.

— А ты не командуй, — сказал Николаев. — Точно, Марягин?

— Точно, Николаев, — согласился Марягин. — А то раскомандовалась!

— А мы как раз и хотели сказать тебе, девочка, что если ты хочешь с нами дружить, то должна пройти испытание… — весело сказала Мариночка Оле.

Девочки снова напряглись, не понимая, к чему теперь клонит Дюймовочка, и снова согласно закивали, когда она сказала:

— Правда, девочки?

— Какое испытание? — шепотом спросила Федулина. Но на нее все зашикали.

— Какое испытание? — словно эхо, откликнулась Оля.

— Сейчас скажу. — И Мариночка оглянулась на своих. — Сказать, девочки?

Все девочки глядели на Мариночку так, словно боялись, что она вдруг передумает и утаит, что хотела сказать.

— Ну? — спросила Оля смятенно. Она чувствовала, что начинает втягиваться во что-то ей неприятное, но ведь Кира Викторовна велела…

— Так вот, девочка…

— У меня имя есть, — перебила ее Оля.

— Нет, — улыбнулась Дюймовочка. — Нет у тебя для нас имени… Пока… А вот выдержишь испытание, тогда твое имя появится, поняла, девочка?

— Ну? — Какого труда стоило Оле сейчас сдержаться и не наговорить этой наглой, избалованной собственным успехом, противной, очаровательной девчушке всяких грубостей, а то и стукнуть хоть раз по ее наглому румяному личику… Оля до боли закусила губу и, кажется, малость уняла свой гнев.

— Слушай, девочка, ты привидений боишься? — Мариночка приблизила свои глаза почти вплотную к Олиным. — Боишься? Если боишься, так прямо и скажи.

Оля пожала плечами напряженно и несколько нервно.

— Не знаю…

— А вот я знаю, что боишься, — сказала Мариночка. — Правда, девочки?

Девочки не ответили ей ни словом, ни жестом, они стояли с потемневшими от страха глазами, и больше всего им хотелось сейчас зажмуриться.

— Есть один дом, — заговорила Мариночка голосом, каким рассказывают страшные сказки. — Он забором обнесен. Там никто не живет, только привидения. Я тебя провожу, перелезем через забор, войдешь в дом и посидишь там всего один час. Мы заметим время, а ты будешь следить по своим часам. У тебя есть часы?

— Есть.

— Славненько, — сказала Дюймовочка. — Идем сейчас, а то ведь к семнадцати часам нам к бегемоту.

— А где этот дом? — спросила Николаева.

— Я тебе покажу.

Оля собралась и взяла себя в руки.

— А что мне там делать?

— Ничего. Посидишь с привидениями часик и, если жива останешься, выйдешь.

— Ой, — не выдержала опять Федулина. — А что они могут с ней сделать, привидения?

— Чего захотят, то и сделают.

— А умереть там человек может? — спросила Графова.

— Человек везде умереть может! — ответила Кондратенко. — Вот у мамы в сауне пришла одна женщина, между прочим, — она, очевидно, подражала материнским интонациям, — между прочим — доктор наук или там профессор кислых щей. Только она зашла, значит, в горячее отделение, и раз — и ваших нет…

— Каких ваших? — спросила Федулина.

— Помалкивай, Федула! — приказала, не обернувшись, Мариночка.

— Пошли, — сказала Оля. — Я готова.

— И мы пойдем, — загалдели девчонки.

— Нет, оставайтесь тут все, чтобы никто не заметил, а то такой шум подымется, — твердо сказала Мариночка, и они вдвоем с Олей Николаевой вышли со школьного двора.

— Дать тебе конфетку «Вечерний звон»? — сказала Мариночка, шаря в кармашке фартука.

Оля покачала головой.

— Ну, не хочешь, не надо. — Мариночка засунула себе конфету в рот. — Только тебе надо глаза завязать. Как будто у тебя глаза болят, а я тебя к доктору веду.

— Зачем?

— Чтобы ты дорогу не запомнила. Это секретное место.

— Нет, я не дамся, — сказала Оля.

— Тогда глаза закрой, зажмурься крепко-крепко…

— Ну?

— А я тебя за руку возьму, как слепую, и пойдем, ладно? Подглядывать не будешь?

— Не буду.

— Я проверю.

— Проверяй.

Мариночка поглядела ей в лицо и осталась довольна.

— Покружись теперь три раза, быстро-быстро.

— Зачем?

— Чтобы меня не перехитрила, а так голова задуреет, и ты не поймешь, куда мы идем. Конфетку дать?

— Нет.

— Как хочешь, последняя. — И засунула себе в рот. — Кружись, — и повернула Олю три раза.

Со стороны могло казаться, что вниз по улице идут две задушевные подружки чуть ли не в обнимку, чуть ли не прижавшись висками друг к другу.