Аннет Хёйзинг - Как я нечаянно написала книгу

– Уехал? И ничего не сказал?

– На столе лежала записка. Он писал: Мне нужно пространство . После стольких лет ему вдруг понадобилось пространство. Он забрал свою одежду, инструменты и работы. Увез в нашем фургончике-«фольксвагене».

– И больше в записке ничего не было?

– Было. Он написал, что я могу оставить себе дом и эту вот скульптуру. – Лидвин кивнула на костер. – Я для нее позировала.

Я стояла, не сводя глаз с остатков скульптуры.

Лидвин подбросила веток в костер.

– Не мог он примириться с тем, что я стала известнее, чем он. Это я только позднее поняла. – Она посмотрела на меня. – Ах, детка, чем я тут тебе надоедаю. Пойдем, надо кое-что сделать. – Она хлопнула себя по коленкам и встала.

– Но зачем ты изрубила скульптуру? – Мне хотелось услышать весь рассказ, до конца.

Она вздохнула и опять села.

– Вчера я навестила Джона. Наконец-то, спустя десять лет. Он живет во Фрисландии [13] Фрисландия – провинция Нидерландов. , на разрушенной ферме. Увидела его – и поставила точку, закончила эту историю. Разом. – Она щелкнула пальцами. – Ну вот, а сегодня утром встала, глянула на скульптуру, выволокла ее на улицу и взялась за топор.

У меня перед глазами возникла сцена из «Чисто английских убийств».

– Иной раз человеку просто необходимо что-нибудь уничтожить. Правда-правда, ты не представляешь себе, какое это удовольствие. – Она бросила в костер остатки скульптуры. Ноги.

– Папа однажды разрешил мне раздолбать кучу старых досок на крыльце, когда я очень рассердилась. Только без толку.

– Да, со старыми досками, конечно, не прокатит, – сказала она, будто здорово в этом разбиралась.

– Доски должны быть новенькие и красивые?

– Да, или весьма ценные.

– Или сделанные художником, – брякнула я.

Она рассмеялась, никогда я не видела, чтобы она так хохотала.

Сперва я подумала: не стоит Лидвин это читать. Но она сама говорила, что все дело в борьбе. «Именно в ней и заключается рассказ». Так что на другой день, когда я пришла к ней и мы пили на лавочке чай, я протянула ей свои странички.

Потом я сидела, глядя в свою кружку, и ждала, когда она дочитает.

– Н-да, в театральности этой женщине не откажешь, – сказала Лидвин. – Изрубить скульптуру на куски и сжечь, такое не выдумаешь. – Она покачала головой. – А откуда, собственно, вдруг взялась эта скульптура?

– Что? Из твоей гостиной, тут же написано!

– Я имею в виду: раньше ты ее никогда не упоминала. Читателю она валится как снег на голову.

– Но я ведь не знала раньше, что скульптура важная? Была важная? Станет важной?

– Н-да, верно. Честно говоря, я тоже не знала, – сказала она.

Мы с папой поехали покататься на великах. Он сам предложил. Вообще-то мы никогда вместе не катаемся. До сих пор не катались. Думаю, Адди сказала ему, что не мешает заняться чем-нибудь только со мной. По-моему, идея очень неплохая. Диркье осталась дома с Калле, они с головой ушли в новую игру на Каллином айпаде. Она только крикнула, что нам тоже не мешает разок развлечься.

– Ты знал мужа Лидвин? – спросила я, когда мы ели оладьи на террасе в деревне Лаге-Фююрсе.

– Ты имеешь в виду Джона, скульптора? Конечно, знал. Куда ж от него денешься.

– Он тебе нравился?

– Твоя мама считала его надутым, тщеславным индюком. Пожалуй, он таким и был. Но вдобавок потрясающе заводным и веселым. От него прямо разило энергией, а как рассказывал – заслушаешься. Они часто устраивали вечеринки у себя в саду, Лидвин и Джон, до глубокой ночи, с кострами и уймой выпивки. И с травкой – кури не хочу. Да, классные были вечеринки.

– Ты тоже курил травку?

– Да нет, в общем-то.

Значит, курил.

– Как он выглядел?

– Высокий, крепкий. В узких линялых джинсах и футболке с обрезанными рукавами, так что бицепсы его были на виду. Очень загорелый, потому что много работал на воздухе. Я как-то раз спросил у твоей мамы, не считает ли она его привлекательнее меня. – Папа ткнул себя в живот.

– И что?

– Она обняла меня и сказала: «Дело-то совсем не в этом».

Вот какая милая у меня мама. Да еще и остроумная. И не врунья.

– Но она считала его симпатичным? – спросила я.

– Он обращал на себя внимание, но вот был ли таким уж симпатичным… Лидвин его обожала. Мы никогда этого толком не понимали. У него было больше причин обожать ее. Но так или иначе, с его уходом она сломалась. Не знаю, была ли у него другая, хотя я бы не удивился, он флиртовал направо и налево. Весь Хилверсюм знал, кроме Лидвин. Когда Джон ушел, Лидвин долго вообще не показывалась и вечеринкам тоже настал конец. Она как одержимая набросилась на сад. Изначально там была просто большая лужайка. За несколько дней она все там перекопала. Я видел, как она снует туда-сюда на велике, с мешками садового грунта на руле и с рассадой на багажнике. Разок даже сам ездил с ней в садоводство за яблоней.