Гариф Губай - Дочь бакенщика

Ильсеяр склонила голову на шею Актуша и горько заплакала: « Дедушки только нет, Актуш …»

В эту минуту там, наверху, красноармейцы в несколько голосов запели «Интернационал». Ильсеяр перестала плакать. Перед мысленным ее взором встали заключенные, певшие эту песню в тюрьме. Ильсеяр казалось, что они сейчас тоже поют вместе с красноармейцами.

Рассказать бы сейчас друзьям в тюрьме о гибели дедушки… Эх, вскочить бы на белого коня, который стоит у палатки и все переступает ногами, крикнуть красноармейцам: « Айда, дяденьки, к тюрьме! Я знаю, где тюрьма. Там томятся революционеры! » — и повести их за собой…

Тут в голове Ильсеяр мелькнула мысль, что, действительно, надо рассказать о тюрьме командиру, и она полезла по откосу наверх. Там, как будто навстречу ей, из палатки вышел командир. Он оглянулся кругом и крикнул:

— Тарасов!

Молодой боец, лихо плясавший неподалеку в кругу красноармейцев, сразу остановился и подбежал к командиру. Тот отдал ему какое-то распоряжение. Боец взял под козырек и побежал к палаткам.

Командир, заметив Ильсеяр, подошел к ней и опустился рядом на тронутую осенью, желтеющую траву.

— Ну, Ильсеяр, пока я могу порадовать тебя вот чем: желание твое исполнилось. С нынешнего дня ты воспитанница нашего батальона.

Ильсеяр, с огромным интересом следившая за сестрами, которые ухаживают за ранеными красноармейцами, перевязывают их, сказала Уметбаеву, что она охотно помогала бы сестрам, если бы ей позволили…

« А знаешь , — подхватил ее мысль Уметбаев, — сейчас самый подходящий момент, чтобы стать тебе сестрой ». — « А если вернется папа? » — « Ну и что же, и ты вернешься. Не вечно же будет война. Ну месяц, два, от силы — три… И еще другое: неужели ты думаешь, что Мэрдан-абы после всех этих дел согласится сидеть тут и бакены зажигать? Как бы не так!. .»

Значит, он уже успел переговорить с командиром?! Говоря по правде, после разговора с Уметбаевым Ильсеяр показалось, что это и увлекательно и вместе с тем очень просто. Но теперь, когда часть собралась дальше, в поход, ей стало грустно от мысли, что она покинет берега Белой. И отец! Где-то он теперь?..

— Спасибо, дядя командир, — тихо проговорила она.

Командир хотел еще что-то сказать Ильсеяр, но его внимание отвлек конский топот, и он вскочил на ноги. К ним во весь дух скакал красноармеец. Натянув поводья, с трудом удерживая коня, он крикнул:

— Товарищ командир! Верстах в десяти отсюда показался какой-то отряд. Девять конных, остальные пешие.

— С какой стороны идут?

— Вышли из лесу, свернули с большака сюда.

— Проверить! Если наши, пускай идут, а если враги — немедленно сообщить мне.

— Есть проверить!

Красноармеец погнал лошадь назад. Командир нагнулся и протянул руку, чтобы погладить Актуша, но, видя, что тот оскалил зубы, спрятал руку за спину.

— Ого! — промолвил он. — Вот ты какой… Прекрасно. Мы его научим помогать разведчикам, верно, пригожая?

Ильсеяр не поняла: как это собака будет разведчикам помогать? А командиру было недосуг объяснять ей.

Он выпрямился и, сказав: « Ну иди, собирайся », — торопливо зашагал к разбиравшим палатки красноармейцам.

Ильсеяр, уже немного успокоенная, направилась к своей будке и вдруг остановилась. Тот самый человек, который был для нее просто загадкой, стоял с несколькими красноармейцами возле будки и, посмеиваясь, курил цигарку. Девочка опять всмотрелась в его узкие черные глаза и вспомнила… Вспомнила и отшатнулась.

— Он, он! — вскрикнула Ильсеяр невольно, да так громко, что командир, который успел отойти уже шагов на двадцать, сразу обернулся.

— Что случилось, девочка? — спросил он, подходя к Ильсеяр.

— Дядя командир!

— Слушаю тебя.

— Вон тот, который сейчас идет сюда, очень страшный человек, дядя командир.

— Ничего не пойму.

— Страшный человек, белый офицер. Сагитов его фамилия.

— Интересно, откуда ты это взяла?

— Я знаю. Он бежал с парохода, который захватили партизаны. У дяди Костина есть его карточка.

— Не ошибаешься ты?

— Нет.

— Сагитов? Командир вдруг заволновался, вытащил из нагрудного кармана бумаги и внимательно прочел одну из них. — Может, это он и есть? — сказал он про себя и добавил, обращаясь к Ильсеяр: — Нам уже сообщали о побеге этого Сагитова.

А Сагитов уже приближался к ним. Командир велел Ильсеяр не показывать виду, а сам присел на колоду, достал из полевой сумки карту, красный карандаш и стал что-то чертить. Когда тот поравнялся с ним, командир, как бы нечаянно, уронил карандаш. Сагитов мгновенно нагнулся и, подняв карандаш, протянул командиру: