Александр Красильников - Путешествие Феди Карасика

Отец говорит маме, а смотрит на Федю. Отец очень хорошо понимает Федю. Да и мама, конечно, понимает, только ей трудней, она все-таки женщина. И вдруг мама мужественно, словно идет на подвиг, говорит:

— Ладно, подумаем, — и тяжело вздыхает.

До темноты течет на крылечке неторопливый разговор отца с матерью. Федя сидит рядышком. Где-то на улице беспечные, не обремененные никакими серьезными мыслями, бегают Костя и Женька.

— Мария пишет, что сад запустили, следить некому…

— Известное дело, — размышляет отец, — помер Василий Андриянович, и мужских рук в хозяйстве нет!.. А Гаврюшка что?.. Он теперь заводской, из Горького раз в неделю наведается — и то хорошо.

Гаврюшка — это дядя Гаврюша. Федя видел его на фотокарточке в альбоме. На коне, с саблей на боку. Дядя Гаврюша не воевал, в войну он был еще мал. А фотокарточка — это когда он служил в армии, уже после войны.

— Ну что ж, спать, наверное, пора… Где там Костя с Женей?.. Федя, иди позови, — говорит мама, поднимаясь со ступеньки крыльца.

Федя идет к калитке. До него доносится, словно вздох, голос мамы:

— В Выезд так хочется!..

И на сеновале, когда уже угомонились и уснули Костя и Женя, Феде все слышалось мамино: «В Выезд так хочется!»

Теперь все будет зависеть от того, кто кого убедит: отец или мать. Голос самого Феди, в данном случае, не играет почти никакой роли. Мама его, как и отец, тоже любит… То есть что это значит «тоже»? Мама его любит, может, больше, чем кто-либо, но это и мешает.

Ну а что может случиться? Плавать Федя умеет хорошо, — уж будь спок! — не утонет. Пересадка в Горьком?.. Па-адумаешь, великое дело! Приедет на трамвае на железнодорожный вокзал, купит билет и поездом — до Гороховца, а оттуда — пешком до Выезда. Семь километров. Через Морозовку, Красное село. Он же прекрасно помнит и Красное село, в котором учился в школе в первом классе, и Морозовку. Через Морозовку сколько раз бегал он к бабушке в гости! А теперь-то Федя не какой-нибудь первоклассник, в шестой перешел, а мама все дрожит за него, как за маленького… Ну и что — пересадка, ну и что — в большом городе не бывал? Ну и что — по Волге две тысячи километров? Надо же когда-то и Феде привыкать к самостоятельности!.. И люди вокруг, не в пустыне будешь, среди людей. Чужие люди? Да разве люди чужие друг другу?..

Так думал Федя, не замечая, что мысленно возражает матери словами отца. Слова отца ему нравились больше. Еще он думал о том, чтобы о письме тети Мани-маленькой не забыли завтра и чтобы отец не передумал, не согласился с матерью. С чувством радостного ожидания, перемешанным с тревогой, и заснул Федя на сеновале.

Снилось ему, что он стоит на корме большого парохода возле якоря, смотрит на воду, взбиваемую винтом. Вода пенится, бурлит, переливается на солнце искристыми брызгами. Приятно пахнет смоленым канатом чалки. Мимо проплывает, качаясь на волнах, белый бакен, чайки носятся с криками за кормой… Солидно-торжественно гудит встречный буксир… Во сне всегда все сбывается куда легче, чем наяву.

И все-таки Федя едет! Три дня прошло с того утра, как Василий Иванович принес письмо, и вот Федя едет! Один! На пароходе по Волге!.. Правда, пока что они — мама, папа и Федя — стоят на пристани, а не на пароходе, но через два часа из Астрахани придет пароход «Чайковский», и тогда Федя попрощается с родителями и поедет. Билет уже в кармане… у мамы. Она боится, как бы Федя еще до отъезда не потерял этот билет. Мама все дает советы, их уже сказано столько, что и не запомнишь.

— На пристанях не выходи, — говорит мама, — а то выйдешь, зазеваешься, пароход-то и уйдет… Что тогда с тобой будет?.. И не представляю!..

Отец молчит. Он держит свою тяжелую руку на плече Феди, но Феде от этого не тяжело, а словно даже легче, словно через руку отца в него вливается уверенность, сила, те самые уверенность и сила, которые уходят из Феди с каждым вздохом мамы.

— На корму не ходи, свалиться в воду — один миг…

На пристани — суета. Только что пристал какой-то местный пароход, из Волгограда. Тетка с двумя корзинами на коромысле смешно кружится среди толпы у трапа, выясняет — на этот ли пароход несет ее поток пассажиров.

— Милые, в Антиповку мне надоть… — И сует бумажку-билет в лица пассажиров. Пассажирам самим до себя.

— Садись, тетка, потом разберемся, — весело хохочет какой-то чубатый высокий парень. Федя с восхищением смотрит, как этот парень в густой толпе, словно пловец в реке, плывет без особого напряжения, пробиваясь локтями к трапу. Феде вдруг захотелось быть таким же сильным и уверенным.