Нина Дашевская - Тимофей - блокнот. Ирка - скетчбук

Прозвище есть только у Диксона, да и то это не совсем прозвище.

А учителя у нас хорошие, особенно по математике и истории. Мне нравится, как они говорят, интересно. Хотя по истории у меня всегда четвёрка, я никогда даты не помню. Ну и что: всё равно у нас хороший учитель, и никогда он мне не скажет, что я тупая. В общем, таких ужасов, про которые я читаю, у нас нет. Всё нормально.

И семья у меня нормальная.

Вот, скажем, другие жалуются: родители их не понимают. Воспитывают, например: нечего рисовать, займись делом, двойку исправь, потом рисуй, всё равно только бумагу переводишь. А мой папа – наоборот: всё время говорит, чтобы я рисовала красками. Что у меня чувство цвета, что нечего всё за Пашкой повторять: он рисует только ручкой, и я тоже. Что раньше у меня были настоящие рисунки – когда я была маленькая и ничего не боялась. А теперь – так, как у всех.

А потом бац – у меня на столе появился уголь. Настоящий уголь, как у художников. А потом ещё папа мне купил тушь. И кисточки.

Тушью я так и не научилась, но мне нравится, что она у меня есть. А углём иногда пробую. Правда, получается очень плохо.

И на Новый год мне папа подарил перьевую ручку. Вот кто бы ещё догадался!

Как можно жаловаться на родителей, если папа говорит: рисуй красками. А потом покупает тебе перьевую ручку!

Перьевой выходит гораздо лучше, чем гелевой. Кстати, у Пашки не получается – он просил у меня, потом всё изорвал и бросил. Потому что он псих! Хоть что-то я могу лучше него.

Зато у него есть в башке, что рисовать. И что писать. А у меня ничего нет.

Я вот читала про Ван Гога. Какая у него жизнь была. И у других тоже – всем было трудно, тяжело, просто ужас, а не жизнь!

А у меня всё хорошо. Ну, нормально. Обычно.

«Чего тебе, – говорит Пашка, – нужно, чтобы война была? Или хотя бы землетрясение? Может, тебе заболеть и ослепнуть, например? Да? Хочешь – палец себе отрежь, кровищи будет!»

То есть это не настоящий Пашка говорит, а воображаемый. Я так иногда с ним разговариваю.

Нет, конечно – ничего такого я не хочу.

«Так вот, это называется – счастливое детство. Поняла? И не жужжи! Конфликтов ей захотелось! Хочешь, подерёмся?»

Ну да, Пашка, у меня счастливое детство. Я не жужжу. Только мне хочется чего-то ещё. Тогда, может, я смогу рисовать. Получу моральное право. А ничего не происходит.

Мне повезло: я живу у реки. Она всегда разная, особенно зимой. Ближе к тому берегу во льду пробита дорога, по ней идут теплоходы. Странно, наверное, кататься на теплоходе зимой, во льду. Грустно. Дорогу делает ледокол – теплоходы слишком нежные для этого. Ни разу не видела ледокола, так хочу посмотреть!

Бывает, лёд вскрывается до самых берегов, в воде плавают большие льдины. Однажды я шла вечером, и на чёрной воде льдины лежали такими пятнами, как шкура леопарда. А потом я спустилась к самой воде, на причал. И вижу: в воде отражаются огни всего города, и фонари, и фары машин, и окна домов. И кажется, что под этими льдинами внизу, на глубине огненный город – переливается расплавленным золотом. А сверху пятна льдин, как облака.

Если идти и смотреть – город там, внизу, движется. А льдины неподвижны.

Вот странно – ведь есть течение, почему они никуда не плывут? Застыли.

Сфотографировать нельзя, темно. Нужна профессиональная камера. И нарисовать нельзя – как такое нарисуешь?

Так никто и не узнает, как это было красиво.

Зима красивая вечером, когда фонари. А днём иногда идёшь и думаешь: хорошо было Ван Гогу. Вокруг него были цвета. Попробовал бы он так рисовать в нашей средней полосе.

Тушь и уголь, нечего и думать о красках. Для тех, кто умеет, конечно. Я пока ручкой обхожусь.

Я как-то Пашке это сказала. Что если вокруг всё время зима, то что рисовать?

А он голову поднял и говорит:

– Лейтенс.

– Чего?

– Гейсбрехт Лейтенс. Мастер зимних пейзажей. Погугли на досуге.

И я посмотрела. Точно, мастер зимних пейзажей. Голландец, родился в шестнадцатом веке. И вот этот его зимний мир какой-то фантастический: деревья сумасшедшие. И мельницы.

И совсем не серо и уныло, совсем нет.

Причём летние пейзажи тоже есть, Голландия не такая уж и зимняя страна, но летнее – не то. Наверное, что-то такое происходило в голове этого Лейтенса именно зимой. Деревья в инее и ледяное море. Хотя больше всего мне понравилась картина как раз без деревьев, слишком они страшные. Там лодка и маленький кирпичный домик. И мельница вдалеке. И люди. И мне туда захотелось, к ним.