Марк Поповский - Люди среди людей

Академик говорит тихо. Речь его напоминает шелест сухих листьев. Но время от времени даже такое незначительное усилие становится ему не под силу. Тогда, умолкнув, он достает из нагрудного кармана курточки лекарство. Чтобы заполнить неловкую паузу, я пробую рассказывать то, что прочитал в старых письмах из вавиловского архива, что слышал от других, Потом снова легкий вздох и шелест почти бесплотной речи.

Николай Вавилов… Да, он его отлично помнит. Круглолицый такой крепыш. Живое лицо, чуть оттопыренная верхняя губа, темные озорные глаза. Учился хорошо, даже с блеском. Кажется, учение не стоило ему большого труда. Дружбы между двумя будущими учеными не было. Трудно сказать почему. Может быть, из-за разницы характеров. А может быть, виновато классовое чувство. Отец Алексея Шубникова, главный бухгалтер крупной фирмы, умер рано. Мать, белошвейка, на крохотную пенсию воспитывала шестерых детей. А братья Вавиловы (кроме Николая, в том же коммерческом учился Сергей, будущий президент Академии наук, физик) как-никак дети купца первой гильдии, гласного городской думы. В училище на Остоженку с Пресни возили их на отцовых дрожках. Они были хорошие ребята, эти Вавиловы, добрые и совсем не заносчивые, но что-то все-таки мешало сыну белошвейки слишком приближаться к детям именитого купца. Даже тогда, когда Алексей смастерил электрическую машину и Николай попросил сделать ему такую же, Шубников не понес самоделку в дом на Пресне: поручил товарищу отдать машину и через товарища же получил за свой труд огромнейшую по тем временам сумму - пять рублей.

Алексей Васильевич отдыхает. А я пытаюсь раздвинуть рамки нарисованной им картины. Не бог весть какие баре эти Вавиловы. Дед Николая был крестьянином, отец, Иван Ильич, в детстве послан был из деревни в Москву на заработки. Пел в церковном хоре, служил на побегушках у купца Сапрыкина,, потом приказчиком в магазине «Трехгорной мануфактуры». Показал себя расторопным, смышленым пареньком. Дошел до заведующего магазином, стал даже одним из директоров компании «Трехгорная мануфактура». А со временем и в самостоятельные хозяева выбился: открыл в Московском пассаже собственный ряд с «красным товаром». Сергей Иванович Вавилов много лет спустя посвятил отцу такие строки: «Был он человек умный, вполне самоучка, но много читал и писал и, несомненно, был интеллигентным человеком. По-видимому, он был отличный организатор, «дела» его шли всегда в порядке, он был очень смел, не боялся новых начинаний… В другой обстановке из него вышел бы хороший инженер или ученый».

А Николай? Чувствовался в нем будущий ученый?

Академик не спешит с ответом. Взгляд его обращен поверх моей головы; взгляд человека, который мучительно пытается разглядеть что-то в туманном зеркале давних воспоминаний. Нет, память решительно не сохранила ничего такого, что позволило бы увидеть в школьнике Вавилове большого исследователя. Более четко помнится Алексею Васильевичу само училище. Чистота и порядок в классных комнатах. Уважительное отношение преподавателей к ученикам. («Начиная с четвертого класса мы уже числились взрослыми, учителя обращались к нам только на «вы»). Преподавали в основном доценты и профессора университета. Читали физику, химию, литературу, историю, изучали три европейских, языка, товароведение, статистику. Хорошо были поставлены спортивные занятия., Уроки литературы вел автор нескольких романов писатель Раменский (Виноградов). Учил он не по учебнику и не по записям, а просто беседуя о прочитанных книгах и виденных пьесах. На одном уроке разбирали какую-то модную в те дни пьесу. Постукивая карандашом по крышке кафедры, Раменский вызывал по списку: «Александров, что скажете?», «Аносов, что скажете?» Ученики обсуждали сюжет пьесы, обрисовывали характеры. И вдруг резкий отзыв пятнадцатилетнего Вавилова: «В пьесе нет действия. Она попросту скучна». В отзыве весь Николай: порывистый, стремительный…

Характеристика, данная Вавилову-семикласснику, очевидно, точна. Но как различно два выпускника Коммерческого училища оценили свою школу! Для моего собеседника училище на Остоженке, дававшее пусть не очень глубокие, но разнообразные знания, учебное заведение образцовое, почти идеальное. А Вавилов, сдав последний экзамен в Петровской академии в 1911 году, писал своей невесте: «В ином настроении заканчиваю высшую школу в сравнении со средней. О той, кроме отвращения и досады за убитое время, мало осталось добрых воспоминаний… Заканчивая среднюю школу, хорошо помню состояние «без руля и без ветрил».