Даир Славкович - «Я вернусь, мама!..»

— Если ничего не изменится, — партизан поправил шапку, сползающую на глаза, — я у вас буду завтра.

— Не изменится, — Костя хмуро взглянул на парня. — Разве только тебя за картошкой пошлют.

Партизан не обиделся и ответил очень спокойно:

— Прикажут — и за картошкой поеду. Война — это, как говорит комиссар, работа. И тяжелая, и опасная, и ответственная. Ты ведь с отцом зерно молоть по заданию комиссара везешь, верно?

— Верно, — буркнул Костя.

…На воротах мельницы надпись по-немецки и по-русски: «Закревщина. Пункт помола. Работает от комендатуры. Заказы принимаются только по разрешению властей».

Они подъехали к самым воротам.

Навстречу вышел полицейский. Черная пилотка надвинута на лоб, мутные глаза смотрят недобро.

— Куда лезешь? Останови коня! Сегодня работаем на армию фюрера.

— А нам как же? — спросил кузнец.

— Населению завтра. Теперь заказов немного. Почти все на жерновах мелют. А вы где столько зерна взяли? — Он подозрительно оглядел подводу.

— Здесь и мое, и соседское, — объяснил кузнец.

— Документы есть?

— Как же, с собой, — Николай Романович сунул руку за пазуху и вынул бумажник. — Я человек известный, кузнец. Живу недалеко от гарнизона, заработки хорошие. Вот аусвайс, вот разрешение властей. Мне сам господин комендант Гудермарк благодарность за спасение лесопильного завода объявлял.

Полицейский проверил и возвратил документы.

— Все равно, — равнодушно сказал он, — сегодня не пропущу.

Наутро Николай Романович с сыном снова были у ворот мельницы. Они стояли вместе с теми, кто хотел смолоть мешок-другой ржи. Мимо по шоссе промчались машины с немцами в кузовах. К одной была прицеплена пушка.

— Куда это понесло окаянных спозаранку? — тихо спросил кто-то.

— Их не разберешь, — откликнулся старик в дохе. — Может, с облавой на партизан, а может, по деревням снова безобразить: молодых парней и девчат хватать, чтобы угнать в проклятую Германию.

Кузнец в разговор не вмешивался. Слушал, молчал. Потом закурил. Не успел как следует затянуться — в лесу раздались два взрыва и сразу затрещали пулеметы, грохнула, будто удар грома, пушка.

Стрельба вскоре утихла. Помольщики, собравшись в кучку, гадали, где был бой.

— Напротив Заболотья.

— Нет, левее, за Борками.

— Не скажи. Где те Борки! Это под Рысевщиной…

Костя вздрогнул, осторожно взглянул на отца. Тот был внешне сдержан, спокоен, только бледность залила щеки. И Костя понял: бой шел рядом с их домом, а может быть…

Помол прошел спокойно. Только когда они выезжали из ворот, полицейский остановил подводу и приказал сбросить один мешок, якобы потому, что он был с меткой немецкой военной части. Две марки, которые дал Николай Романович, однако, убедили полицая, что он «ошибся». С жадностью схватив деньги, пропустил их.

Едва они подъехали к высокому бору, из густой чащи вышел человек, огляделся — на дороге никого — и подбежал к возу. Это был светловолосый партизан.

— Ты? — не поверил своим глазам кузнец. — Тут, возле самого гарнизона? Что случилось?

— Потом, потом расскажу! Поворачивайте быстрее на боковую дорогу!

Когда зеленые ели плотной стеной отделили их от шоссе, молодой партизан рассказал о том, что с ним приключилось.

— Прибыл на Рысевщину за мукой, вас еще нет. Поговорил с хозяйкой и решил навстречу вам двинуть. Выехал на дорогу — а передо мной немецкая колонна. Что делать? Шарахнул во фрицев гранатами, сам с телеги — и в чащу!

— Так это, значит, они с тобой воевали? — спросил Николай Романович.

— Со мной, — усмехнулся парень. — Даже из пушки несколько раз пальнули.

— Не задели? — спросил Костя.

— Сам удивляюсь! Сколько пороха извели, и ни одной царапины, — засмеялся партизан. — Теперь — в путь! Молодцы! С ответственным заданием справились отлично.

— Постой, а муку ты на чем отвезешь? — Костя вопросительно посмотрел на парня.

— У вас коня возьму, — спокойно, как о давно решенном деле, ответил белобрысый парень.

— Рыжего?! — У Кости заколотилось сердце. — Не дам!

— Спокойно, Кастусь. — Кузнец положил свою тяжелую руку на плечо сына. — Коль надо, то и говорить не о чем.

Костя бросил вожжи на мешок с мукою, отвернулся. Потом спрыгнул с груженого воза, пошел прочь.

— Ты куда это? — белобрысый удивленно поднял брови. — Поедем вместе: на Ободец, Чурилово, Александрово. Мне лошадь твоя только до Александровского леса нужна: там до лагеря рукою подать. Выгрузим муку, и возвращайся себе домой.