Даир Славкович - «Я вернусь, мама!..»

Шофер вылез, поднял крышку капота.

— Ты что, ремонт на ночь глядя задумал? Дня тебе мало было? — закричал на него старший полицай.

Ответить шофер не успел — из леса грянул залп, резанула длинная пулеметная очередь. Перекрывая стрельбу, разнеслось дружное раскатистое «ура!».

Над складом полыхнуло пламя: горели шпалы, облитые бензином и мазутом, горели доски и бревна.

Утром на Рысевщину первую, как всегда, приехали немцы из Узды, эсэсовцы с пленными из лагеря. Они ничего не знали о случившемся — ночью партизаны уничтожили телефонную линию.

Там, где вчера был склад пилолесоматериалов, лежал белесый пепел, чадно дымили огромные головешки. Среди них торчал сожженный «газон» с обгоревшими трупами полицаев — ни один из них не ушел живым. Нетронутым остался только большой щит с закопченной надписью: «Имущество Великой Германии. Не трогать! За хищение — расстрел!»

Рысевщина первая перестала существовать.

Отгуляли метели первой военной зимы, миновали стужи. Шумными ручьями сбежал с полей растаявший снег. Только кое-где по ельникам да заболоченным чащам проглядывали белые рыхлые островки.

С весны в окрестных лесах начали действовать новые группы патриотов. Объединял эти группы, создавал партизанские отряды Минский подпольный горком партии.

Николаю Романовичу прибавилось работы. Партизаны теперь наведывались к нему и ночью и днем. Чаще всего к Будникам заглядывали бойцы и командиры одного из самых молодых отрядов, который возглавлял капитан Красной Армии Николай Михайлович Никитин.

Как-то под вечер в кузницу зашли командир роты и комиссар никитинского отряда Муравьев. Третий партизан остался с подводой, в которую был запряжен вороной конь.

Костя вышел во двор, присел на старом, почерневшем остове от телеги: ему было поручено наблюдать за дорогой.

— Давай сюда, кузнечонок! — позвал мальчика боец, дежуривший возле подводы.

Костя подошел, внимательно посмотрел на партизана. Парень был ненамного старше его, светловолосый, улыбчивый. «Он воюет, а я вот караулю…» — с завистью подумал Костя. Настроение сразу испортилось, и мальчик буркнул, сам толком не зная зачем:

— Я дядя кузнеца. Двоюродный.

— А не врешь? — Светловолосый даже привстал с большого мельничного камня, на котором сидел. — Такой молодой — и, пожалуйста, дядя!

— По материнской линии, — усмехнулся Костя. — Кого хочешь спроси.

Парень понял, что его «обули в лапти», но не рассердился.

— А ты веселый хлопец, — сказал он. — Давай к нам в отряд.

— Я бы хоть сейчас, — вздохнул Костя. — Да не берут.

— Сочувствую, — тряхнул белокурым чубом партизан. — Только что тебе делать в отряде? Немца голыми руками за холку не возьмешь. Если бы оружие у тебя было…

— Тогда примут? — Костя от волнения даже перешел на шепот.

— Конечно! Да куда же ты? Эй, подожди!

Но Костя уже бежал со всех ног к заводской конюшне.

Он вернулся в тот момент, когда партизаны и Николай Романович выходили из кузницы.

— Ты что? Где взял? — строго спросил кузнец, завидев сына. Партизанские командиры были тоже озадачены: Костя стоял перед ними с двумя карабинами — по одному на каждом плече. И с цинковым ящиком патронов под мышкой.

— Товарищ комиссар! Возьмите меня в свой отряд! — В голосе Кости были мольба и упорство одновременно.

— В отряд? — удивленно переспросил Муравьев.

— Да! Оружие у меня свое. — Костя свободной рукой показал на карабины.

— Оружие хорошее. Только…

— Опять «мал, подрасти»? — с обидой перебил мальчик и отвел в сторону сразу заблестевшие глаза.

— Нет, брат, совсем не в этом дело. И вовсе ты не мал, — серьезно сказал комиссар. — Ты нам здесь нужен. Мы для вас с отцом ответственное задание подготовили.

— Какое? — вырвалось у Кости.

— Отец расскажет, — улыбнулся Муравьев. — А за оружие, патроны спасибо.

— И от меня тоже, — подмигнул Косте молодой партизан.

— Костя, сынок, вставай! — Николай Романович тряс за плечи сына. — Время с якоря сниматься. Курс на мельницу.

— Так рано, папа? — спросил Костя, не в силах разлепить веки. — А рожь привезли?

— Мешки уже на нашем возу, — ответил кузнец.

Мальчик вскочил с кровати и быстро оделся.

Возле нагруженной с верхом подводы, в которую был запряжен Рыжий, стоял недавний Костин знакомый с белокурым чубом.

— Готовы? — встретил он выходящих из избы Николая Романовича и Костю.

— Отчаливаем, — бодро сказал Николай Романович.