Лидия Чарская - Большая книга новогодних историй для девочек

Прошло еще две недели. Марья Ивановна медленно поправлялась… Старик Билин ломал голову, как бы помочь Васе и его матери, и вдруг счастливая мысль озарила его.

Встряхнулся Алексей Маркович. Надел мундир и стал разъезжать по старым знакомым, которых около десяти лет не видал… Стал всюду в знакомых домах рассказывать о печальном положении Васи и его матери и тут же предложил устроить сообща концерт. Его огромная квартира могла вместить целую массу публики. Пригласили певцов, музыкантов, певиц… Назначили день концерта… Всем участникам его было рассказано о печальном положении крошечной семьи. Знаменитые музыканты не пожелали брать денег за свое исполнение и отказались от платы за концерт в пользу Васи. Каждый гость, каждая гостья платили за присутствие на концерте, сколько хотели и могли. Каждый клал свою лепту на тарелку; поставленную на стол посреди залы. Это деньги назначались Васе и его матери. Перед началом концерта Алексей Маркович послал денщика за мальчиком, наскоро переодел его в новый, хорошенький нарядный костюмчик, купленный им для Васи, и представил своего маленького друга своим гостям.

Ах, какой это был чудесный, памятный вечер для Васи.

По окончании концерта Алексей Маркович вручил мальчику полную тарелку монет… Это не был подарок одного лица, это была заработанная плата людей, которым ничего не стоило спеть песню или сыграть пьесу. Так было объяснено Васе, чтобы он не вздумал отказываться от денег. Потом счастливого мальчика отправили к матери… Марья Ивановна горячо благодарила Бога за посланного ей Им благодетеля и ежедневно молилась о здравии раба Божия Алексея.

Вскоре она с Васей переехала из подвала, наняв хорошенькую светленькую мастерскую в том же доме.

Вася часто виделся со своим благодетелем. Алексей Маркович Билин и сын портнихи – закадычные друзья на всю жизнь.

У ротмистра Левадова и его жены на Рождество – гости. Пришли: корнет Кузнецов, великий мастер показывать фокусы; корнет Фишер, чистенький, гладенький немец; вольноопределяющийся Вадимов, молоденький и веселый, как ребенок, товарищ и закадычный друг, несмотря на разницу лет, Вили Левадова – кадета, сына ротмистра. Пришли и дамы.

– Господа, прошу сначала поужинать и чайку выпить, чем Бог послал, а потом и поиграть и поплясать можно. Елку у нас, по раз и навсегда установленному обычаю, зажигают ровно в двенадцать ночи, – говорил с любезной улыбкой ротмистр Левадов, бравый сорокалетний офицер с мелкой проседью в густых черных волосах и со шрамом во всю щеку.

Ротмистр служил в пограничной страже и в его обязанности входило следить, чтобы никто не перевозил товаров через границу, не оплаченных таможенной пошлиной. Но известно, что встречается много людей, занимающихся тайным провозом всевозможных иностранных изделий – контрабандой. И эти отчаянные смельчаки вступают нередко в открытую борьбу с пограничной вооруженной командой. Шрам на лице ротмистра был следом ножевого удара, нанесенного ему одним из таких спасавшихся от преследования контрабандистов. Давно, лет пять тому назад, от известного по всей местности Иванки Баранка, главного вождя и воротилы всей Н-ской контрабанды, получил ротмистр Левадов этот ножевой удар. Сам же Иванка увернулся, скрылся, оставив на лице бравого офицера неизгладимый шрам на всю жизнь. Рана давно зарубцевалась и обратилась в простую белую полоску, идущую от виска к левой ноздре; но открытое, честное, симпатичное лицо Алексея Васильевича нимало не потеряло своей привлекательности вследствие этого шрама.

Встали из-за ужина довольно поздно и прошли в гостиную – большую, просторную комнату. Ольга Владимировна, супруга ротмистра, села за рояль и заиграла красивый модный вальс – «Осенние мечты».

– Ваше высокоблагородие! Ваше высокоблагородие! – неожиданно донеслось с порога комнаты по адресу хозяина дома. – Извольте выйти в кухню; вахмистр там, ваше высокоблагородие, дожидается по очень важному делу, – неслышною тенью появившись в дверях, докладывает денщик Чернощепкин. В миг обрывается певучая мелодия, и «Осенние мечты» разлетаются, как встревоженные птицы. По лицу Чернощепкина заметно, что случилось нечто необычайное.

– Прошу извинения, господа… – брякнув шпорами, говорит ротмистр и идет в кухню. Он возвращается оттуда спустя несколько минут с озабоченным лицом и встревоженным взглядом.