А я вставил:
— Мы из Москвы.
— Из самой Москвы? — переспросил Петро, глядя на меня с таким удивлением, словно то, о чем я сказал, было невозможно.
— Из самой, — с удовольствием подтвердил я.
— А Сельскохозяйственная выставка от вас далеко? — осведомился Ефим.
— Недалеко, полчаса на троллейбусе, — ответил я наугад, чтобы не вызвать сомнения в нашей осведомленности.
— Она еще не открыта? — спросил Петро.
— Должна очень скоро начать работать, — отозвался Витька, — я в «Пионерской правде» читал.
— На-ка, надевай, — протянул Ефим высохшую рубашку Сеньке и принялся мешать в котелке. — Совсем разварилась картошка-то…
Я уже приготовился было пуститься в подробный рассказ о Москве, о выставке, но ребята больше вопросов не задавали и занимались своими делами: помешивали в котелке, приносили и ломали сучья, подбрасывали их в огонь. Я понимал, что не сумею завладеть вниманием ребят. Каждому хотелось сейчас перекусить. Это я очень хорошо чувствовал по себе.
— Петро, сходи-ка бересты принеси, — попросил Ефим, — надо ложки сделать, а то у нас только две.
Мальчик встал, взял нож и направился по крутому откосу вверх.
«Ничего себе, — подумал я, — теперь два часа ложки будут делать». Чтобы не следить за котелком, я отвел глаза в сторону и посмотрел на луг, но то, что я увидел, заставило меня содрогнуться.
— Теленок! — закричал я не своим голосом и толкнул Витьку в плечо.
Красный теленок с белой звездочкой на лбу, щипавший траву около самого нашего бредешка, помахивал хвостом и задевал им за сетку. Бредешок дрожал, подпрыгивал и трещал.
Мой воинственный клич и удар в плечо были восприняты Витькой как команда «к бою». Он вскочил на ноги с необыкновенной резвостью и, раньше чем кто-нибудь мог его остановить, ринулся на теленка с устрашающими возгласами. Сенькин крик: «Стой!» — не изменил хода событий.
А события развивались бурно. Мы испугались за чужую рыболовную снасть, а теленок испугался полуголого Витьки, страшных криков и шарахнулся в противоположную сторону. Он понесся по лугу, таща на себе бредешок.
Теленок бежал, обезумев от ужаса, высоко вскидывая тонкие длинные ножки, а мы четверо вели беспорядочную и безуспешную погоню.
Коровы прекратили жвачку. Одна из них, красная, пятнистая, выдвинулась вперед. Это была мамаша, почуявшая угрозу, нависшую над ее коровьим чадом.
— Стойте! Стойте же вы! — взывал Сенька.
Но надо же было еще сообразить, к кому относятся эти призывы — к нам или к теленку!
— Витька, Серега! Повзбесились, что ли? — кричал Сенька.
Наконец Витька остановился. Остановился и я. На меня больше всего подействовала пестрая корова. По ее вытянутой шее, твердой поступи, по ее блестевшим глазам я сразу определил, что она может пустить в ход рога.
— Петро, останови Пеструху! — крикнул Ефим второму пастушонку.
И тот бросился наперерез пятнистой корове, называя ее нежными именами:
— Пеструха, Пеструха, Пеструшенька! Тпрось, тпрось!
А Ефим в это время вел такой же нежный разговор с теленком, который теперь стоял, прижавшись к кустам и пугливо озираясь.
— Доча, доча, доча! — повторял Ефим, протягивая вперед руку, будто собирался чем-то угостить теленка, и подходил к нему все ближе и ближе.
Сенька шерстил нас на все корки:
— Олухи бестолковые! Что я теперь деду Ивану скажу? Ведь, поди, от бредня ничего не осталось, он и так едва дышал.
— Кто ж знал, что теленок туда побежит? — попробовал оправдываться Витька.
— «Туда, туда»! — передразнил Сенька. — А куда же ему деваться, когда тебя лихоманка прямо на него несет! Да еще и орешь.
— Это Серега заорал, — кивнул Витька головой в мою сторону.
— Леший оглашенный! Будто тебя за волосы дергали! — перенес приятель упреки на меня.
Ефим наконец добрался до теленка. Он держал животное за шею и ласково уговаривал, осторожно распутывая сетку. Сенька поспешил ему на помощь.
Теперь на наших глазах происходит трогательная сцена: взволнованная мама Пеструха встречает теленка. Он мычит и тянет морду, будто жалуется на недавнее происшествие. А Сенька, чуть не плача, разворачивает перед нами бредешок.
— Что же теперь с ним делать? — спрашивает он.
— Скажешь, сом залетел, — советует Ефим.
Читать дальше