Валерий Роньшин - Как Наталья Николаевна съела поэта Пушкина и другие ужасные истории

— Я Си, — сказал До.

— Я Ля, — сказал Ре.

— Я Соль, — сказал Ми.

— Я Фа, — сказала Фа.

— Я Ми, — сказала Соль.

— Я Ре, — сказала Ля.

— А я До, — сказала Си.

— Тысяча волшебных флейт! — добродушно рассмеялся Моцарт. — Окончательно вы меня запутали.

И войдя в кабинет, он принялся сочинять оперу под названием «Волшебная флейта».

Поехала как-то девочка Надя на море. Покупаться и позагорать. Приехала. Выкупалась. И стала загорать, лежа на своей пляжной подстилочке. Солнышко такое горяченькое, такое приятненькое… Девочка Надя так прямо вся и растаяла под его лучами.

И вдруг…

Открывает Надя глаза и глазам своим не верит — нет ее на подстилке. Пусто. Будто и впрямь она растаяла.

А все остальное есть: и Надина сумочка красненькая, и солнышко желтенькое, и морская водичка голубенькая… Вдалеке под белым парусом яхта проплывает. Невдалеке отдыхающие в волейбол играют.

Мячик от волейболистов укатился и по Надиной подстилке прокатился, на которой Надя, по идее, должна бы лежать.

А она не лежит.

Нет ни Надиных ног снизу, ни Надиной головы сверху, не говоря уже обо всей остальной Нади.

«Так, спокойненько, — говорит себе девочка Надя. — Если я вижу, что меня нет, то это значит, что я есть. А иначе как бы я могла это видеть? И значит, все это мне просто снится».

Но все оказалось не так-то просто. Потому что Надя в ту же секунду — бац! — и проснулась. А ее как не было во сне на подстилке, так и наяву на подстилке нет.

«Так, спокойненько, — снова говорит себе девочка Надя. — Значит, мне это приснилось, что я уже проснулась. А на самом деле, я все еще сплю».

Не успела Надя себе это сказать, как — бац! — опять она проснулась. И опять у нее нет ни ног сверху, ни головы снизу… ну, то есть наоборот. Не в этом суть, мои маленькие читатели и читательницы. А суть в том, что, судя по всему, это был уже никакой не сон.

«Так, спокойненько, — вновь говорит себе девочка Надя, — если мне это не снится и если меня нет на подстилке, это еще не значит, что меня нет вообще. Может, я пошла в кабинку для переодевания — переодеться».

И Надя помчалась в «переодевалку» — посмотреть, там она или не там. Попутно отметив про себя, что раз она мчится, значит — она есть. А иначе как бы она могла мчаться?

Примчалась Надя к кабинке. А ее там тоже нет.

«Значит, я уже переоделась, — сделала логическое заключение девочка Надя, — и вернулась на свое место, чтобы забрать подстилку и сумку».

И бегом назад!

Прибегает. А ее на ее месте как не было, так и нет. Мало того, нет уже и Надиной подстилки с Надиной сумкой.

«Та-ак, — думает девочка Надя. — Добегалась».

Только Надя пришла к такому неутешительному для себя выводу, как снова — бац!.. — не-е-ет, не «опять проснулась». Сколько ж можно просыпаться, в самом-то деле?..

Не проснулась, а — появилась. У кассы. На железнодорожном вокзале.

И кассирша у нее спрашивает:

— Тебе, девочка, билет туда или оттуда?

— Туда, — на всякий случай отвечает Надя.

— А куда — туда? — уточняет кассирша. — Туда, куда подальше, или туда, куда поближе?

— Туда, куда подальше, — говорит девочка Надя, ва-а-аще уже ничего не понимая.

Вот и оставим ее с этим непониманием. И перейдем к непониманию мальчика Пети.

Жил-был мальчик Петя. Жил… жил… А потом вдруг — бац! — и умер. Ну что ж, умер так умер. Похоронили Петю, как водится, на кладбище. И вот лежит мальчик Петя похороненный и думает: «Если я умер, то почему я тогда думаю? Выходит, я не умер. Но если я не умер, то почему я тогда лежу на кладбище в гробу, а не дома на кровати?»

Не успел Петя так подумать, как — бац! — оказалась дома на кровати.

И вот лежит мальчик Петя дома на кровати и думает: «Если я лежу дома на кровати, то значит мне просто приснилось, что я лежу на кладбище в гробу».

Не успел Петя так подумать, как — бац! — опять он на кладбище в гробу.

И вот лежит мальчик Петя на кладбище, и думает — «Если я лежу на кладбище, то, выходит, мне приснилось, что я лежу дома. Но разве на кладбище сны снятся?»

Не успел мальчик Петя так подумать, как — бац! — снова он дома на кровати.

— Уф, — вздохнул Петя с облегчением, — значит, все-таки это был сон, что я на кладбище, а не дома.

Только мальчик Петя пришел к такому утешительному для себя выводу, как — бац! — и опять он не дома на кровати, а на кладбище в гробу.

«Вот блин горелый! — мысленно выругался Петя. — Где ж я все-таки лежу — дома или на кладбище?»