Валерий Роньшин - Как Наталья Николаевна съела поэта Пушкина и другие ужасные истории

В другой раз летел мальчик Митя на самолете. А в самолете тоже дверь и тоже с надписью — «НЕ ОТКРЫВАТЬ». Митя, конечно же, взял, да и открыл ее. И выпал из самолета. Да ка-а-к шмякнется о землю. И снова убился. Но опять не до смерти.

В третий раз идет мальчик Митя по улице. Смотрит — трансформаторная будка, а на ней написано: «НЕ ВХОДИТЬ». Но вы же знаете мальчика Митю, он же все делает наоборот. Вошел Митя в гудящую будку. Его там ка-а-к шарахнет током. И он вновь убился. И на сей раз уже до смерти.

Сколько ж можно, в самом деле, не до смерти убиваться?!

Жила-была девочка Даша, очень симпатичная, но непослушная. Ни в школе никого не слушала, ни дома. И вот однажды Даша так расшалилась, что мать возьми да и скажи в сердцах:

— Ах, какая же ты несносная девчонка! Вот сейчас придет людоед и съест тебя вместе с косточками!

На беду, в это самое время, под окнами проходил настоящий людоед. Звали его Петр Ильич. Услышал он материны слова и, конечно, страшно обрадовался, потому что наступило время ужина, а на ужин у людоеда никого не было.

Тук-тук-тук — постучал он в дверь. Мать открыла, недоумевая, что за поздний гость пожаловал?

— Добрый вечер, — говорит людоед. — Давайте знакомиться. Меня зовут Петр Ильич. Можно просто Петя.

— И что дальше? — не понимает мать.

— Ничего, — отвечает Петр Ильич. — Пришел вашу дочку есть. Как вы и хотели.

Ахнула мать от такого сюрприза, но делать нечего: слово — не воробей, вылетит — не поймаешь.

— Вы уж как-нибудь того… — просит она людоеда, — побыстрей ее ешьте. Чтоб девочка не мучилась.

— Не беспокойтесь, мамаша, — говорит Петр Ильич. — У меня и батюшка людоедом был, и матушка — людоедка. Я свое дело знаю: так проглочу вашу дочку, что она даже не заметит.

— Ой, спасибо, голубчик, — с облегчением вздохнула мать. — Утешил.

На том и распрощались.

Привел людоед Дашу к себе домой, огонь в очаге развел, здоровенную кастрюлю над огнем повесил.

— Полезай, — приказывает, — в кастрюлю и варись ровно сорок минут. Да смотри не забывай себя регулярно помешивать и подсаливать.

А сам сел на лавку и стал напильником зубы точить.

Тут только Даша ясно поняла, что она одной ногой в могиле стоит, и если сию же секунду чего-нибудь не придумает, то и другой ногой в могилу встанет. А надо сказать, что девочка она была хоть и непослушная, но умная.

— Петр Ильич, — говорит Даша вкрадчиво, — а вы знаете, что вас зовут точно так же, как великого композитора Чайковского?

Людоед, конечно, этого не знал и поэтому очень удивился.

— Врешь, поди, — глядит недоверчиво. — Чтоб людоеда звали так же, как и великого композитора? Да в жизнь не поверю.

— А вот и не вру, — отвечает Даша и, чтобы еще сильнее запутать людоеда, предлагает: — Хотите, я вам его балет «Лебединое озеро» станцую?

И, не дожидаясь людоединого согласия, девочка протанцевала весь балет от начала до конца. Да еще и музыку из балета просвистела.

Людоеду это о-о-очень понравилось, особенно, когда Даша на одной ноге тридцать два раза прокрутилась, изображая умирающего лебедя.

— Ух ты! — с восторгом завопил он. — Все! Точка! Решено! Я тоже буду композитором!

А хитренькая Даша ему в ответ:

— Чтобы стать композитором, надо есть одни одуванчики.

Людоед тотчас бросился варить щи из одуванчиков… Похлебали они этих щей, поболтали о том о сем… Наконец Даша и говорит:

— Ну, ладно, Петя, пора мне домой бежать, а то мать, наверное, с ума там сходит. А ты ешь побольше одуванчиков и попробуй сочинить оперу.

Прибежала Даша домой, а мать действительно с ума сходит, почти уже сошла.

— Дашенька! — кричит диким голосом, — ужинать будешь?!

— Спасибо, мамочка, — отвечает Даша. — Не откажусь еще разок перекусить. А то людоед костлявый попался, а ты у меня пухленькая, мягонькая…

Как услышала мать эти слова, так вся и задрожала, словно осенний листок.

— Не губи, доченька, — молит слезно. — Прошу, не губи!

— Да я пошутила, — смеется Даша. — У тебя что, мама, чувства юмора нет?

— Уф-ф, — вытирает мать со лба холодный пот. — Шутница ты у меня, дочурка.

В общем, поужинали они и легли спать.

А на следующий год опять Петр Ильич к ним заявился: во фраке, в лакированных ботинках… Та-акой важный, и не подумаешь, что когда-то людоедом был.

— Здравствуйте, дамы, — степенно этак здоровается. — Разрешите пригласить вас в оперный театр на премьеру моей оперы «Я никого не ем».

И протягивает матери и Даше два пригласительных билета.