Валерий Алексеев - Люди Флинта

— Бедняга, — сказал Крис и хлопнул меня по плечу. — Ты искренне веришь в то, что необходимо пронивелировать каждую коровью лепешку?..

— Сам сказал! — крикнул я ему в лицо.

— Я сказал только, чтобы ты катился от меня подальше и не трогал прибор, пока не получил пинка под тендер. Все остальное — плод твоего развращенного воображения. Откуда мне было знать, что в экспедицию берут таких дурачков?

Я молча швырнул чертову рейку в навоз.

— Вот так, — одобрительно сказал Крис, — неплохая идея. Все достойные люди так поступают. А потом ты будешь прижиматься к ней мордой.

Я сел у подножия кучи и задумался.

Да, Крис умел заставить работать. Едва я успевал, высунув язык, прибежать на точку и, разворошив траву, найти забитый в землю металлический костыль, как он уже яростно махал мне рукой: да скоро ты там, на самом деле? Я устанавливал рейку на металлической головке костыля и замирал на миг, как копьеносец, вцепившись в полосатую планку и стараясь не пропустить момент, когда надо будет перевернуть ее с черной стороны на красную, а Крис уже протяжно свистел мне: вперед! И я, держа свое копье под мышкой, летел на следующую точку, и боже меня сохрани поставить там рейку вверх ногами! Крис приходил в ярость, он швырял в сторону полевой журнал и со стоном садился на сундучок, прикрывая рукою глаза, пока я, закусив губу от унижения, не исправлял свою идиотскую ошибку. Но вот короткая передышка: подхватив нивелир на плечо, Крис рысцой бежит на другую стоянку. Можно будет поваляться на траве, глядя в небо и кусая травинку, пока он устанавливает прибор. Но не тут-то было: вдруг издалека доносится «мальдито сэа, карамба» (будь проклят, черт возьми), и я вскакиваю как очумелый. Так и есть: Крис опять побил свой личный рекорд установки нивелира и стоит подбоченясь на полпути между мной и треногой и, пока я, обливаясь потом, ищу рейку в густой траве, проклинает меня на самом звучном языке в мире. Ругаться по-испански его научил Левка, и, надо сказать, Крис блестяще освоил новые для него лексические пласты.

Но вот рейка найдена. Тяжело дыша, я ставлю ее на точке, и снова: свисток — вперед, свисток — вперед.

В конце концов я до того привык к сумасшедшей беготне по гигантской площадке, что, когда Крис взмахнул над головой обеими руками, я снова, как гончая, рванулся вперед. Но Крис уже укладывал нивелир в сундучок.

— Домой, — сказал он, когда я, взмыленный, рухнул с рейкой у его ног.

— А Левка? — переведя дух, спросил я.

У мастерских Левки не оказалось, да и не успел бы он прикончить все четыре ямы: в конце концов, он не землесосный снаряд.

Но не было его и у третьего и у второго репера.

— Это что же, — раздувая ноздри, сказал Крис, — выходит, он еще на первой упражняется?

— А мы с тобой двадцать семь точек прошли, — злорадно добавил я.

И мы, изнемогая от голода, потащились к первому реперу.

Наш коллега был там. Это мы увидали еще издали. В огромную кучу рыжего песка Левка воткнул палку с плакатом «К антиподам!». А сам он лежал у подножия кучи в одних трусах и зорко к чему-то присматривался.

— Не будем спешить, — остановил меня Крис.

И мы отошли в тень комбайна.

— Огонь! — скомандовал Левка кому-то невидимому для нас, и с другой стороны песчаного холма полетели комья сырого песка, сопровождаемые пыхтеньем и писком.

— Уй, гад! — завопил вдруг Левка. Ком песку попал ему в голову, разворошив прическу. Вслед за тем второй залепил лицо и глаза. — Я же предупредил, что по голове нельзя!

Отплевываясь, он встал на четвереньки, сделал из обрывка газеты огромный пакет и принялся наполнять его леском.

— Вы меня вынуждаете ввести в действие ядерные силы возмездия, — громко объявил Левка, — я нажимаю кнопку, и стомегатонная громада вынырнула из шахты. По врагам мира и социального прогресса — огонь!

Бам! Оглушительный рев последовал за мягким шлепком. Из-за кучи песка поднялся карапуз лет четырех и, протирая глаза, заревел могучим басом:

— Мамка, мамка, чего вон тот рыжий кидается…

Левка был смущен. На четвереньках он приблизился к малышу и, оглядевшись, громко зашептал:

— А мне-то, думаешь, не больно? Смотри, вся голова в песке! — И он склонил свою рыжую голову, указывая на макушку.

— Да, у тебя голова красная, — плаксиво сказал малыш, — там ничего не видно, а меня мамка знаешь как надерет…