Михаил Коршунов - Девять возвращений [Повести и рассказы]

Это Илья. Его лицо совсем низко над Юрой. Галстук, как всегда, небрежно завязан и уполз вбок. Илюшка Сахнин, старый товарищ.

Он видит, что Юра открыл глаза, но молчит и только смотрит. В белом халате, от которого пахнет свежим крахмалом. И Юра молчит, смотрит на Илью.

С Ильей еще кто-то в халате и в белой шапочке. Женщина, медсестра.

И вдруг в душе чувство беды, огромной беды, которая случилась с ним. Юра ищет Маришу, но Мариши нет. Делается еще страшнее.

Он тихонько поднимает правую руку, пальцы натыкаются на твердое.

Доска!..

Почему доска? Да. Он лежит на доске, под ним тонкий тюфяк.

Илья шевелит губами, говорит, но Юра не слышит. Хочет привстать и не может, потому что совершенно нет сил. И ноги. Их как будто тоже нет!

Илья наклоняется совсем низко и кладет ладонь ему на лоб, проводит по волосам.

Юра видит отчетливо у него на рукаве халата белую пуговицу, пришитую крестиком. Эта пуговица заслоняет от него лицо Ильи.

Илья опять что-то говорит, но Юра опять не слышит. Он напрягается. Илья снова проводит ладонью по его лицу — не надо, не напрягайся.

Тогда Юра сам говорит, но не слышит себя:

— Мариша!

Илья понял, кивнул.

Медсестра раздвинула на окне шторы, и стало светлее. Страх непоправимой беды ушел. Юра еще раз сказал:

— Мариша.

Илья опять кивнул и пожал руку.

Медсестра подкатила стеклянный столик. Он оказался на уровне головы. На столике — стерилизатор, флакон со спиртом, вата, какие-то ампулы.

Медсестра достает из стерилизатора шприц, выливает из него воду, прокачивает поршень.

Юра спокоен: с ним нет Мариши, зато есть Илья, старый товарищ, которого в детстве он почему-то обещал покатать на аэросанях. Илья поверил. Теперь им обоим давно уже за тридцать, а Илья все помнит про аэросани.

Юра скосил глаза, следит за движениями медсестры. Ватой она надламывает ампулу, вставляет иглу и медленно втягивает в шприц лекарство. На халате медсестры сбоку от кармана черный штемпель: «Городская больница имени Семашко».

А он думал, что лежит в клинике у Ильи. Илья всегда клал их с Маришей к себе в клинику. «Лейб-медик». А где эта больница находится, Семашко? Как будто на улице Красина.

Появился еще кто-то в квадратных роговых очках, с тонким пучком седой бородки.

Взглянул на Юру, поговорил с Ильей, потом кивнул медсестре.

Шприц близко, но укола Юра не почувствовал, как по чувствовал своего тела, кроме правой руки. Жили одна рука и глаза.

Юра опять попытался позвать Маришу, она ему нужна немедленно, сейчас же! Как нужна была всегда, всю жизнь. Неужели Илья не понимает? Где Мариша? С ним что-то случилось. Он напрягается, хочет приподняться.

Но Илья и медсестра не позволяют.

Катится тихая теплая волна, топит волю и сознание. «Укололи наркотик», — догадался Юра.

Они сидели в комнате главного врача больницы — главный врач и Илья.

— Кто будет говорить с ней?

— Я сам, — ответил Илья.

— Повреждение спинного мозга на большом протяжении. Вы врач, и вы все понимаете.

— Понимаю.

— Она работает?

— Да. В библиотеке.

— Ей следует взять отпуск по уходу.

Илья говорил спокойно и сам удивлялся внешнему спокойствию, будто говорил не о Юре и Марише, а о ком-то чужом.

— Сегодня сделали повторные снимки, передний и боковой. К сожалению, ничего утешительного. Вы их смотрели?

— Да. Еще мокрыми в проявочной. Я бы хотел, чтобы его проконсультировал профессор Юхнин. Я к нему поеду и попрошу.

— Не нужно. Юхнину мы уже звонили, хотя оперативное вмешательство навряд ли поможет. Нет ни одного шанса.

— Но с ней лучше говорить все же после консультации Юхнина. Как вы полагаете?

— Пожалуй, Юхнин — это последнее, что можно предпринять.

— Сколько, по-вашему, он проживет?

— Недели две-три.

— И то при наркотиках?

— Да. Конечно. Но подождем заключения Юхнина.

— Да. Подождем.

На четвертый день к Юре вернулся слух, начала двигаться левая рука. Но с помощью шприца из тела не выпускали эту тихую теплую волну наркотика, которая порождала безволие, равнодушие к окружающему и к самому себе.

Тогда Марише впервые разрешили войти к мужу, и он увидел ее в дверях.

У Юры хватило сил даже привстать на подушке.