Лариса Исарова - Война с аксиомой 

— Зайка говорит, что здесь она больше учиться не будет. Пусть даже дневник найдется… Его же прочтут…

— Она влюблена?

Люба улыбнулась. Так улыбаться умела только она. Улыбка пробежала по ее глазам, щекам, губам, на секунду осветив хорошенькое личико, и стерлась.

— Ты знаешь, что она писала в дневнике?

— Ну, наши дела…

Люба скромно опустила длиннющие черные ресницы над круглыми золотистыми глазами.

— Разное, Марина Владимировна. Но Зайка, кажется, была откровенна в дневнике. А с ней такое произошло…

Люба просто умирала от желания мне все рассказать, но я не хотела от нее узнавать Зоину тайну и не продолжала беседы, хотя взволновалась еще больше. От Зои можно ждать чего угодно. Она и школу способна бросить…

Уроки я провела отвратительно. Что-то спрашивала, задавала, а в голове вертелось одно: что произошло с Зоей?

После уроков ко мне подошли Рыбкин и Пузиков. Эта неразлучная пара невыносимо долго хмыкала и мялась.

— Ну, ребята?

— Ничего, Марина Владимировна! Мы со всеми поговорили. И с девятым «А». Больше в школе тогда никто не оставался.

— И у Зайки были, — добавил Валерка, глядя на кончики своих ботинок.

— Она лежит, в стенку смотрит, — уточнил Рыбкин.

Помолчали, потом Валерка раздумчиво сказал:

— Может, в милицию заявить?

— Ты еще собак вызови!

— А чего?

— А ничего! Что это, бумажник?

— Хуже…

Нет, мои ребята дневника не брали — это ясно. Я должна была сразу поверить. Но где же все-таки дневник?

— Хватит, ребята! Идите домой. Мне кажется, здесь какая-то ошибка.

Только поздно вечером села я за домашние сочинения своего класса. Обычная история. Все классы сдают их вовремя, а мой растягивает эту процедуру на неделю.

Я работала невнимательно, а потому медленно. Одну фразу перечитывала по три раза. Поминутно отвлекалась. Где же дневник?

Вдруг я открыла чью-то тетрадь и прочла:

« 5 сентября.

Что сегодня было! Даже не верится. Прямо сон…»

Что это? Зоин почерк? Дневник! Ну конечно, это же и есть злосчастный дневник! Но как он попал сюда.

Я вскочила и в смятении села опять. Как быть? Читать? Но есть ли у меня право? Посмотрела на часы: двенадцать часов! Трамваи еще два часа ходить будут. Поеду.

Зоя жила в новом доме, в центре. Лифтерша в пенсне оторвалась от книги, подозрительно начала допрашивать меня, куда я иду и зачем.

У Зои долго не открывали. Неужели я делаю глупость, врываясь в такое время к людям? Но вот дверь шевельнулась. Через цепочку на меня смотрела сама Зоя, осунувшаяся, как после тяжелой болезни. Она впустила меня и вежливо поздоровалась. Я молча протянула ей тетрадь. Девочка вздрогнула, глаза ее расширились… Но она нарочито равнодушно бросила дневник на столик в углу. Потом выжидательно посмотрела на меня…

— А ведь дневник твой лежал все время у меня, в твоей тетради. Ты его, вероятно, сдала вместе с сочинением.

Лицо Зои не прояснилось:

— Ну и как вам понравился мой дневник?

— Я его не читала.

Губы ее насмешливо дернулись: мол, меня не проведешь. Могли разве удержаться?

Одна из дверей в переднюю заскрипела. Выглянула мать Зои в халате.

— В чем дело? О, здравствуйте! Почему вы в передней стоите? Зайка!

— Мама, это мне дневник вернули, — ответила она, не спуская с меня угрюмого взгляда.

Еще секунду мы постояли. Потом я сказала, с трудом сдерживаясь:

— В общем, Лезгина, дневник я не читала. Так что в школу изволь ходить. Никто твоих тайн не знает.

В школу Зоя пришла. Сидела непривычно тихая. На переменках из класса не выходила, уткнувшись в какую-то книгу. Белый накрахмаленный воротничок подчеркивал желтизну ее лица.

Вечером она встретила меня у ворот школы, когда я возвращалась домой. Маленькая, тонущая в сером плюшевом пальто, сшитом на рост; тени бессонницы под глазами.

— Простите, я… — Она решительно тряхнула головой, словно подгоняя себя. — Знаете, я поняла. Вы бы не приехали сразу, ночью, если б хотели его читать. Да и вообще… Извините меня, но, понимаете, у меня все так скверно, так гадко. — Девочка на несколько секунд закрыла глаза, сгоняя слезы. — В общем, вот! — И она протянула знакомую мне тетрадь. — Прочтите мой дневник. Вам можно. Только… — она немного замялась, — там о вас кое-что неправильно. Можно было вырвать или зачеркнуть, но так нечестно, нехорошо, будто я чего боюсь…

И вот снова передо мной этот дневник.

Первая страница…

« 5 сентября.

Что сегодня было! Даже не верится. Прямо сон… Но лучше по порядку. После уроков ко мне подошел Толя Лисянский и сказал, что хочет со мной дружить, что я ему давно нравлюсь. Я так растерялась, что у меня в горле пересохло, и я ужасно хрипло разговаривала, как дифтеритик какой.