Колетт Вивье: Маленький театр

— А вот и я! — тихо сказал Норуа.

Проспер изумлённо вглядывался в его лицо. Он открыл рот, щёки у него порозовели, потом покраснели.

— Так, значит, ты? — пробормотал он.

— Стало быть, я. Как ты себя чувствуешь, старый дружище? Как дела? — И Норуа сжал его руки.

Они так и застыли, молча всматриваясь друг в друга. Наконец Норуа натянуто улыбнулся и сказал:

— Гм… Я присяду. А ведь приятно повидаться, верно?

— Верно… приятно… — негромко отозвался Кастиль.

Сколько всего надо рассказать, ведь они так долго не виделись! И Проспер Кастиль принялся рассказывать о себе, только о себе… Старый матрос слушал не перебивая. Но заметив, что больной с трудом переводит дыхание, он решительно приступил к делу: прежде всего высказал всё, что думает о Жиле. Жиль, по его мнению, должен стать матросом.

— Ох… ох, — простонал Кастиль, и щёки его побагровели.

— Нечего охать, старина! Если не хочешь, чтобы Жиль стал отъявленным негодяем, доверь его мне. Подумай о парне — он на плохой дороге. Так и знай: дело решённое — мы с ним уедем в Гонфлер сегодня вечером.

Тут Проспер метнул на него яростный взгляд и закричал:

— Нет, нет…

— Да, да…

— Нет, говорю тебе…

Долго ещё звучали эти «да» и «нет». Но вот Проспер Кастиль в изнеможении откинулся на подушку и произнёс:

— Пожалуй, да… нет! Впрочем, да.

— Вот и хорошо! Значит, поднимай паруса, дружище! — крикнул дядюшка Норуа громоподобным голосом.

Все, кто был в палате, даже подняли головы.

Проспер молча усмехался, и его усмешка, и его «да» — всё говорило о том, что дядюшка Норуа одержал верх. Старик, торжествуя, вышел из больницы. Но волнение его на этом не кончилось. В дверях его чуть было не сшиб с ног какой-то бледный мальчишка.

— Это что ещё? — проворчал Норуа. — Э, да это мой матрос, мой лодырь! Ну погоди, я тебя приструню!

Старый матрос обхватил Жиля за плечи и буквально поволок его за собой.

— Дядя Норуа, дядя Норуа… мне сказали… папа сказал, то есть Мили сказала, что папа сказал…

— А я говорю, что беру тебя к себе и никому не уступлю! — крикнул на всю улицу старик. — Итак, в путь, в Гонфлер, парень! И если ты не станешь хорошим моряком, то будешь иметь дело со мной…

В ответ Жиль расплакался. Старик заморгал глазами и приостановился:

— Ничего, сынок, я за тобой присмотрю, и, будь спокоен, твой корабль пойдёт по правильному курсу…

После того как Люка рассказал Жерве о своей поездке в Гонфлер, мальчик не мог найти себе места от беспокойства. Сначала он пришёл в восторг, но потом принялся раздумывать, и чем больше он думал, тем больше стал опасаться, что поход его товарища к дяде Норуа может только осложнить и без того трудное дело. «Жилю, пожалуй, придётся не сладко, если дядюшка Норуа встретится с отцом… Тогда он, пожалуй, вообще собьется с пути. Напрасно Люка вмешался…»

Во вторник Жерве, занимаясь уборкой в кафе, увидел, что по дороге бежит Люка, размахивая конвертом. Это было письмо от Мили. Она описывала всё, что произошло в воскресенье: «Дядюшка Норуа вернулся в фургон вместе с Жилем. Жиль был бледен как полотно, — писала она, — но всё время улыбался. Он уехал с дядей пятичасовым автобусом…»

С каким облегчением вздохнул Жерве, читая эти строки! Он представил себе брата: вот он стоит на набережной в Гонфлере, смотрит на плывущие суда и думает о том дне, когда и сам отправится в плавание…

— Никогда не поверил бы, что папа так быстро сдастся, — взволнованно сказал он.

— Даниэль тоже очень удивился, — ответил Люка. — Мне тогда здорово от него досталось за то, что я поехал в Гонфлер.

— Да, упорство — штука хорошая, — заметил Жерве.

— Ты прав. Я непременно уговорю Даниэля поехать со мной на днях в Руан. Мили примет меня с распростёртыми объятиями…

Но намерения Люка исполнились лишь в первое воскресенье сентября. В тот день Даниэль собрался навестить своего товарища Доминика, жившего в окрестностях Руана. Он заказал машину. И Жюльетта попросила Даниэля взять её с собой. Разумеется, и Женни захотелось прокатиться в Руан, но госпожа Шав строго-настрого запретила ей ехать. Тогда огорчённая Женни принялась писать Флоре письмо, изливая все свои обиды. Автомобиль уже приближался к Руану, а она всё писала и писала…

Однако в Руане путешественникам не повезло! Дверь фургона была закрыта, в прицепе тоже никого не было.

— Доминик меня давно ждёт, — заметил Даниэль. — Придётся вам прокатиться со мной во Флери́-сюр-Андели́.