Джоди Андерсон - Пташка Мэй — королева воинов

Мэй тихо протяжно вздохнула.

— Тогда еще вопрос, — продолжил журналист, пряча усмешку, и заговорщицки подмигнул в камеру. — Ответь нам как эксперт по загробному миру: какова вероятность нашествия зомби на наши торговые центры? — Он состроил испуганную физиономию, притворяясь, что дрожит.

Щелк. Телевизор выключился.

— Зомби. Придет же в голову… — Миссис Берд, не договорив, села, поправляя каштановые кудри, примятые подушкой и сбившиеся в непонятный колтун.

Мэй поплотнее запахнулась в одеяло.

— Не волнуйся, — участливо проговорила миссис Берд. — Эта дребедень в одно ухо влетает, в другое вылетает, стоит только канал переключить. А когда вырастешь, и подавно все забудется…

Миссис Берд посмотрела на дочь долгим пристальным взглядом. Мэй знала, что в такие моменты мама отчаянно мечтает влезть ей в голову и потянуть за тонкие ниточки воспоминаний о таинственной отлучке, навсегда вплетенных в дочкины мысли. Но спросить прямо значило бы нарушить негласный уговор, существующий между ними уже не первый год: об исчезновении Мэй и фантастических рассказах про Навсегда — ни слова. Иначе не миновать смертельной обиды и обманутых ожиданий с обеих сторон.

— Тебе снова Финни Элвей звонил, — рассеянно перебирая пряди длинных волос Мэй, вспомнила миссис Берд. — Он такой вежливый по телефону.

Мэй промолчала. Финни учился с ней в одном классе. Пожалуй, самый симпатичный и самый интересный из всех мальчишек средней школы в Кабаньей Лощине. Ореховые глаза и каштановая челка, от которой другие девчонки просто пищат. А еще он не ест козявки — огромный плюс! Но когда он звонил, Мэй обычно притворялась, что спит или у нее сел голос, или ныряла под ближайший диван, прячась от мамы.

— Может, пойдешь погуляешь, детка? Такая погода чудесная! — Миссис Берд кивнула на окно, через которое лился чистейший белый зимний свет.

Но Мэй только головой помотала. Ей хотелось остаться с мамой и не вылезать из-под теплого пледа.

Нынешняя Мэй сильно отличалась от той, десятилетней. Она перестала рассказывать коту сказки на ночь. Перестала втыкать листья в волосы и рассовывать кварцевые камешки по карманам, прекратила попытки взлететь на связках воздушных шариков, бросила одевать Пессимиста в золоченые доспехи. И хотя временами она ощущала внутри какую-то пустоту, ей казалось, что так оно, наверное, и бывает, когда взрослеешь. Выделяться — значит быть одиноким, а быть одиноким всю жизнь не получится.

Хотя иногда, в самые неожиданные моменты — например, когда Мэй катила на велосипеде в школу, или сидела в машине рядом с мамой, глядя на пролетающий за окном лес, или покачивалась в кресле-качалке на крыльце, — у нее вдруг щемило сердце, будто она упустила что-то очень большое и важное. И тогда Мэй шептала на ухо Пессимисту свой самый страшный секрет: как иногда хочется, чтобы они так и остались там, в Навсегда.

— Испечь бы печеньиц из арахисового масла с шоколадными капельками, — вставая и потягиваясь, мечтательно протянула миссис Берд, заговорщицки поигрывая бровями.

Мэй соскочила с дивана, и Пессимист кувырком полетел на пол. Правда, приземлился он на лапы и зевнул, словно всю жизнь только и делал, что летал кувырком с диванов.

— Давай испечем, — с готовностью откликнулась Мэй. Вот в такие минуты у нее пропадали всякие сомнения, что домой возвращаться стоило.

На кухне они включили радио и стали пританцовывать под рождественские песенки. Миссис Берд отмеряла ингредиенты для печенья, а Мэй замешивала тесто. Пальцы перепачкались. Притворившись, что зевает, она вытерла палец о румяную мамину щеку. Мама тоже окунула палец в тесто и, сделав вид, что споткнулась, мазнула Мэй по носу. Пессимист, усевшись перед стеклянной дверцей духовки, давал оплеухи своему отражению. Но когда музыку прервал выпуск новостей, Мэй притихла и опустила глаза. Она всегда переживала, слушая новости, — за пострадавших людей или за деревья, которые вырубают под торговые центры. Но вот снова зазвучала веселая мелодия, и Мэй с мамой опять пустились в пляс, окутанные облаком сахарной пудры.

Через полчаса у них уже было два готовых противня; одна партия подгорела, потому что кулинарки слишком увлеклись, изображая, как пробираются сквозь сугробы, и не услышали таймер. Как раз когда Мэй надевала рукавицы, чтобы загрузить в духовку третий противень, зазвонил телефон.

— Мрряу… — заворчал Пессимист, настороженно вытягивая хвост.

Мэй посмотрела на него вопросительно, а миссис Берд пошла брать трубку.