Анатолий Алексин: В стране вечных каникул. Мой брат играет на кларнете. Коля пишет Оле, Оля пишет Коле [сборник]

Может, он на радостях забудет об этом велосипеде? Как ты думаешь? Может, отменить этот велосипед?

Коля

Коле Незлобину (лично).

Ничего не отменяй. Деньги высылаю.

Оля

Дорогой Коля!

Сегодня я выслала тебе по почте деньги. На двухколесный велосипед вполне хватит. Ведь это я втянула тебя во все свои «задания». Мама и папа меня поняли. И хватит на эту тему…

В письмах я все больше узнаю тебя, Коля! Раньше я тебя вовсе не знала. И не ценила. Ты был таким молчаливым… Теперь мне кажется, что ты сберегал слова для своих писем.

Артамонов кланяется тебе и говорит, что если бы ты жил у нас в Заполярье, было бы хорошо.

Расскажи, как Тимошка первый раз сядет на свой собственный двухколесный велосипед. И что за подарок вы ему готовите от моего имени?

Оля

Дорогая Оля!

Я получил все, что ты мне послала! Спасибо!

С твоим денежным переводом сперва получилась целая история. Почтальонша не хотела выдавать мне деньги, потому что у меня нет никаких документов, «удостоверяющих личность получателя». Я принес ей школьный дневник, а она говорит:

– Это не документ. Здесь нет карточки и печати!

Я ей говорю:

– Хотите, все соседи подтвердят, что я и есть Коля Незлобин?

А она мне отвечает:

– Я их подтверждение к переводу не приколю. Тут номер паспорта нужно проставить и отделение милиции, где получал…

Я ей говорю:

– Но я его еще вообще не получал. Нет у меня паспорта!

Тогда она вдруг спрашивает:

– А к кому ты вписан?

И оказалось, представь себе, что каждый из нас вписан к кому-нибудь в паспорт: к отцу или к матери. Я теперь вписан к отцу. И умещаюсь там, внутри, всего на одной строчке. А раньше был, наверно, у мамы…

Отец, Елена Станиславовна и даже Нелька успели заглянуть в твой перевод. И все трое очень удивились. Нелька сказала:

– Тебе гонорар за рассказ прислали?

– Да, прислали… Представь себе! – ответил я.

– Ближе, чем в Заполярье, его напечатать не могли?

– Ты, Неля, нехорошо говоришь, – остановила ее Елена Станиславовна. – Ведь он уважает твое творческое призвание…

Я спорить не стал: пусть думают, что уважаю. Но я чувствовал, что Елена Станиславовна не зря стала меня защищать, что она хочет подступиться ко мне с каким-то вопросом.

Она тихо, чтобы Нелька не слышала, спросила:

– От кого эти деньги, Коля?

– Там написано, – ответил я.

– Для чего они тебе? И на что ты собираешься их потратить?

– Это мое дело!

Тут вмешался отец:

– Как ты смог сегодня убедиться, Николай, ты еще не вполне самостоятелен. Ты вписан в мой паспорт, и я, стало быть, отвечаю за твои поступки.

– Тебе не придется за них отвечать. Я ничего плохого делать не собираюсь.

– Почему же ты не можешь нам прямо сказать?

Отец волновался. И, как всегда в таких случаях, у него начался кашель. И стал он сразу беспомощным: полез искать в карманах платок, не нашел его и прикрыл рот рукой, как бы извиняясь за свой кашель.

Мне показалось, это я виноват в том, что астма стала душить отца. И чтобы он больше не волновался, я сказал все, как есть:

– Должен купить подарок одному маленькому мальчику. Честное слово! Можете проверить.

– Мы не собираемся тебя проверять. Мы тебе верим… – сказала Елена Станиславовна.

Она сказала это для того, я думаю, чтобы успокоить отца. Или в самом деле поверила.

Привет Артамонову.

Еще раз спасибо.

Коля

Дорогая Оля!

Сегодня день рождения Тимошки.

В газетах часто попадаются фразы: «В день пятидесятилетия… В день восьмидесятилетия…» И я свое обращение к Тимошке так прямо и начал:

– В день твоего девятилетия ты, Тимофей, вполне заслужил два сюрприза, которые, в общем-то, нельзя назвать сюрпризами, потому что ты их очень давно ждал!..

Еще за неделю до этого я спросил у него:

– Ты к кому вписан: к маме или к папе?

– Как это – вписан? – не понял Тимошка.

Ну, я ему тоже объяснил, что каждый из нас обязательно к кому-нибудь вписан. И потребовал, чтобы в воскресенье, когда приедут родители, он выяснил этот вопрос. И чтобы попросил на недельку оставить дома тот паспорт, в который его вписали…

– Они не оставят, – сказал Тимошка.

– Тогда надо что-нибудь присочинить. В этом не будет ничего страшного, потому что потом ты расскажешь им и Феликсу всю правду.

– Какую правду? Я сам ничего не знаю.

– Не торопись. В день своего девятилетия все узнаешь!