Анатолий Алексин: В стране вечных каникул. Мой брат играет на кларнете. Коля пишет Оле, Оля пишет Коле [сборник]

Я спрашиваю:

– Ты почему его целый день с собою таскала?

А она в ответ:

– Думала, что тебе будет неудобно при взрослых…

И такую при этом физиономию скорчила, что я не выдержал и спросил у нее:

– Ты что себе вообразила, а?

– Ничего особенного! – ответила она. – Просто понимаю теперь, почему ты стал таким нервным.

Села на свой круглый, вертящийся стул и начала потихоньку ехидно наигрывать арию герцога «Сердце красавицы…».

Я подошел и захлопнул крышку. Сказал, что если мои птицы мешали ей играть, то она мне мешает делать уроки.

– Опять домашнее сочинение? – спросила Нелька.

Я ей не стал объяснять, что нам возле старого дуба поручили переписываться, а принялся нарочно громко учить английский язык…

Прощай, меня вызывают к доске. Не поминай лихом!

Коля

Вчера у Тимошки болела голова. Он не сказал мне об этом. Но я, как только пришел к нему, сразу заметил, что он бледный и грустный. На столе лежало мокрое полотенце: наверно, он им голову обвязывал.

Ты писала, что ему надо побольше гулять. И я сказал:

– Пойдем еще разок поищем птицу!..

И мы пошли. Но как-то так получилось, что мы птицу почти не искали, а разглядывали город.

Один заводской корпус стоит как металлический скелет и понемножку обрастает кирпичами…

Когда я смотрю на новые дома и цеха, я всегда думаю о людях, которые умеют их строить. И не понимаю, как это у них получается…

– Знаешь, как много понастроили таких же вот городов, как наш! – сказал я Тимошке. – Интересно было бы переписываться с кем-нибудь из другого нового города! Который, например, в Заполярье…

– Давай переписываться! – подхватил Тимошка.

– Ну, для этого нужно, чтобы там жил какой-нибудь близкий нам человек.

– А некоторые и с незнакомыми переписываются. Я читал…

– Ну, это совсем не то. А вот если бы далеко-далеко, в Заполярье, жил какой-нибудь наш с тобой друг! Или подруга…

Я уже не первый раз объяснял Тимошке, как это великолепно иметь друзей в Заполярье.

Ты, Оля, заметила, что на Лесной улице, где Тимошка живет, нет никакого леса. Другая улица называется Театральной, а театра на ней нету. Кто-то, значит, свои мечты выразил. И они могут исполниться…

– Где же твоя «Операция МИО»? – спросил вдруг Тимошка. – Ты ведь обещал найти Олю!.. Помнишь?

В этот миг ко мне явилась идея!

Я схватил Тимошку за руку, закатил глаза и воскликнул:

– Погоди, Тимофей! Погоди!.. Ни слова!.. Пришла пора начать нашу операцию. Я чувствую на расстоянии, что тебя ждет встреча с Олиным посланцем. Или с «посланкой»! Потому что это женщина. Или, точнее сказать, девчонка!..

– Какая девчонка?

– Не знаю. Но видишь, я начинаю искать Олю как бы… через тебя: ведь эта «посланка» должна с тобой встретиться!

– А где она? – всполошился Тимошка.

– Пока еще не знаю. Но через несколько дней я напрягусь и отгадаю это на расстоянии.

Так я сказал Тимошке, потому что мне нужно время, чтобы выполнить свой замечательный план. То есть он будет замечательным, если из него что-нибудь выйдет.

Коля

А дальше, Оля, было так. Я изложил Белке свой замысел и сказал:

– Ты снова должна помочь мне. Ты должна разыграть роль… как бы это сказать… Олиного посланца. Или, точнее, «посланки»… Хотя такого слова, кажется, нету.

Мы договорились, что встретим ее на берегу реки, там, где за городом сразу же начинается лес. Я сказал, что она должна выйти к нам прямо из вечерних зарослей… Чтобы на Тимошку это произвело впечатление. Белка предлагала другие необычные места: нашу центральную площадь, вестибюль школы, клуб. Я чувствовал, что она боится входитьтуда, чтобы потом выходить обратно. И тогда я воскликнул:

– Опять боишься? Да? Преодолей свою трусость. Думаешь, мне легко выполнять эти задания? Но я же выполняю! Борюсь сам с собой. И выполняю.

– Хорошо. Я выйду из леса точно в назначенный час. Только напиши об этом Оле, ладно?

И вот я пишу. Белка преодолела свой страх – и, когда мы с Тимошкой, перейдя через мост, спустились на берег реки, она вдруг показалась меж сосен… Она возникла чересчур быстро, потому что все же боялась стоять в зимнем лесу одна. Я попросил ее одеться для этого случая как-нибудь странно – и она нацепила на голову мамину шляпу, а перед собой выставила нераскрытый мамин зонтик, будто мушкетерскую шпагу.

Ее вид ничуть не подействовал на Тимошку, хотя он, как ты писала, очень впечатлительный ребенок. Он весело заорал: