Игорь Всеволожский - Отряды в степи [Повесть]

— Зачем они мне? Денису отдай, раз его добро.

Прасолов посмотрел на Буденного широко открытыми, испуганными глазами и опустил голову.

Почувствовав что-то неладное, Буденный с тревогой спросил:

— А где же Денис? Почему мне на глаза не показывается?

Федор, заикаясь, сказал:

— Я думал, вы знаете… Пропал Денис — угробили его беляки.

— Денис погиб? Да что ты, Федор, мелешь? Где? Когда?

— Да я-то там не был. Кожух с весны у меня. «На, говорит, Федя, возьми вместе с патронами. Кожух-то у меня не простой, батя носил», — тихо, сквозь слезы говорил Прасолов. — Слыхал, наших выручать ездил с эскадроном да напоролся на кадетов. Побили многих, а Дениса в живот ударило. Пока трясли его на бричке, он кровью изошел…

— Где же его похоронили?

— До похорон ли было, Семен Михайлович, когда беляки на хвосте сидели…

Худой, оборванный Федор, сняв с головы порыжевшую кубанку, все так же потупившись, стоял у вещей Дениса.

А от Дениса всего и осталось, что старый, в нескольких местах протертый отцовский полушубок да изношенные, с заплатами валенки.

…А тут и Буденного ранило картечью в правую руку и ногу. В горячке боя он быстро забыл о ране. Но вечером на ночлеге она дала себя знать. С большим трудом снял Семен Михайлович сапог.

Под рукой не было ни бинта, ни йода, нога кровоточила. Рука же распухла. Тут вошел один из бойцов. Он встревожился.

— Молчи, — сказал Буденный, — никто не должен знать, что я ранен.

Боец понимающе кивнул головой и сделал Буденному перевязку.

— Теперь, Семен Михайлович, поспите.

Но Буденный не мог заснуть. Ляжет на левый бок — нога ноет. На правый бок лечь мешает раненая рука. На спине тоже не улежать было.

Он сел за стол, на стол положил подушку, на подушку — больную руку и так промаялся.

Утром он вышел к бойцам.

Люди росли. После назначения Григория Маслака командиром эскадрона казак-перебежчик Яков Стрепухов стал командиром взвода, затем Маслак стал командовать полком, Стрепухов принял эскадрон.

Прославился отважный боец Гриша Пивнев.

Не проходило ни одного боя, ни одной стычки, в которой бы Гриша не участвовал, не зарубив белогвардейского офицера.

Пивнев стал их истребителем.

Во время боя он незаметно, сбоку приближался к намеченной цели, одиночный, бродящий по полю боя всадник, одетый на казачий манер. Когда белогвардеец спохватывался, было поздно…

Однажды белые стремительно удирали. Офицер заставлял своих солдат отстреливаться.

Его и наметил Пивнев. Подскочил к офицеру близко, выстрелил, рука офицера повисла как плеть. Офицер пустил коня вскачь, пытаясь уйти от преследователя. Но вторым выстрелом Пивнев убил коня.

Офицер сдался. Его привели в штаб, напоили и накормили. Буденный его допросил. Офицер рассказал о расположении, численности и вооружении белогвардейских частей и раскрыл оперативный план белых. Проверили — правильно. Бой принес победу.

В другом бою Пивнев нагнал полковника. Но наган его дал осечку. Полковник ранил Пивнева в ногу. Пивнев догнал и зарубил врага.

Буденный назвал Гришу «Наш сверхгерой».

Этой жестокой зимой кавдивизия громила генерала Краснова.

Офицеры-белогвардейцы, действовавшие в качестве рядовых солдат, с винтовками наперевес, с отчаянием обреченных на смерть бросались на красных кавалеристов, кололи штыками их лошадей, белые казаки ошалело неслись в конном строю на бронемашины и пулеметные тачанки и тут же валились, как скошенная трава.

Началось бегство. Казаки на ходу сбрасывали с себя все лишнее, даже пики и винтовки; некоторые на полном галопе сбрасывали и седла, скакали, уцепившись за гриву своих коней. Пытаясь скрыться, соскакивали с лошадей, но немногим удалось спастись от клинков красных кавалеристов и ударов копыт их коней. Преследуя бегущего противника, части дивизии захватили обозы белогвардейцев. Остатки разгромленного противника бежали.

Красная конница стала грозным противником для белоказачьей кавалерии.

Противник начал отступать. Буденный въехал в хутор Кузнецовку, когда наши передовые подразделения еще вылавливали не успевших убежать белогвардейцев. Еще слышались одиночные выстрелы. Буденный собирался было соскочить с коня, чтобы попить воды, когда вдруг мимо него промчался на прекрасном коне донской породы в длинной романовской шубе босой всадник.

«Я дал шпоры своей лошади, — вспоминает Семен Михайлович, — и в несколько секунд нагнал удиравшего. Он припал к шее коня и, дико озираясь на меня, что-то шептал. Я пытался схватить его за воротник шубы, но все как-то не получалось.