Ян Грабовский - Муха с капризами (с илл.)

И пошла скулить! Но никто не слушал её жалоб.

Тузик тем временем вцепился Умнику в горло. А Рыжик, по своему обыкновению, в брюхо. Вот тут и началось.

Как на грех, на рынке оказался ещё и Лорд, у которого, не далее как вчера, наши собаки утащили печёнку. Тот самый Лорд, у которого давно был зуб на Тузика и Рыжего.

«Что за драка?» — спросил он у Сплетни.

«Тузик и Рыжий душат Умника!» — взвизгнула сучка.

Лорд ринулся в бой. Куцый попытался его остановить. Вмешались и другие собаки. И началось на рынке такое, что люди высыпали на улицу — поглядеть, что случилось.

По всему рынку — от фонаря до бензоколонки — катался клубок разъярённых псов, сметая всё на своём пути. Лотки рушились, как карточные домики. Метлы взлетали в воздух. Шарахались испуганные кони.

Стихийное бедствие! И на этот бал мы как раз и подоспели. Крися и я. Ну и панна Агата, понятно.

Крися первая заметила японца:

— Дядя, там Микадо!

Панна Агата, услышав эти слова, сделала то, чего мы никак не ожидали.

Она завизжала, затопала ногами, замахала руками.

— Ноги моей не будет в этом городе! — крикнула она и упала в обморок.

Но Крися, не растерявшись, ринулась в самую гущу битвы. На счастье, хвостик японца выглянул из кучи собачьих тел. И она мгновенно вытащила Микадо на волю.

— Готово, дядя! Вот он! — закричала она торжествующе.

Боже, какой же он, бедняжка, был ободранный! От шелковистых, выхоленных ушей остались только окровавленные лохмотья.

Красавец японец был похож не то на дохлую кошку, не то на щётку трубочиста. Одним словом — ужас!

Надо было им заняться серьёзно. Бедняга едва дышал. К счастью, его хозяйка уже пришла в себя. Увидев собак, которые грызлись тут же, возле неё, она опомнилась и что было духу пустилась домой.

Мы понесли на руках бедного инвалида. Идти он не мог, хотя кости были целы.

Первым делом его вымыли в тёплой воде. Он перенёс эту процедуру, как герой. Даже не морщился, когда мыло попадало ему в глаза. Только мигал и тряс головой.

Умытый, ухоженный, лежал он на подушке и смотрел на нас. Вернее, не на нас, а на Крисю. С этого дня он не спускал с неё глаз.

Вечером, когда мы ложились спать и Крися пошла к себе. Микадо соскочил с кресла и, сильно хромая, заковылял за ней.

Он подождал, пока она ляжет, и вскарабкался на одеяло. Подполз к самому её лицу и лизнул осторожно её щёчку:

«Спасибо тебе, смелая девочка!»

А на дворе до поздней ночи слышалось тихое, жалобное поскуливание. Это вернулись наши дворовые герои и оплакивали свои раны.

У тётки Катерины было всё же доброе сердце: на ужин они получили двойную порцию.

Прошло несколько дней. Микадо совершенно изменился.

Не внешне, нет. Длинная шелковистая шерсть закрыла рубцы и плешины. Словом, рыцарские подвиги Микадика не оставили следов на его внешности. Он был так же красив, как всегда. Не сломили полученные в сражении раны и его духа. Наоборот!

Он возмужал. Окреп. Стал настоящим псом.

Бегал он не хуже наших дворняжек. Прыгал лучше, чем Рыжик.

И заметно повеселел. Круглые бусинки его глаз смеялись, искрились радостью.

При всем этом Микадо ничуть не утратил своего врождённого достоинства.

— Это не собака, а золото! — говорила о нём тётка Катерина. — Можно ему прямо на нос положить кусок колбасы — и не тронет!

Не думайте, однако, что Микадо не любил пошалить. Ещё как любил! Каждый день устраивал он тётке Катерине целый спектакль со скатертью. Вот как это происходило.

Микадо с самого утра выбегал во двор. Там немедленно начинались у собак развлечения, более или менее шумные, смотря по тому, где была Имка. Но к завтраку японец всегда приходил в комнату. Он любил чай с сахаром. Усаживался на кресле рядом с Крисей, смотрел ей в глаза. И время от времени лизал ей руку.

Ибо со времени битвы на рынке Микадо, как я уже говорил, признавал только Крисю. Он любил её и показывал это на каждом шагу.

Итак, за завтраком он сидел всегда рядом с ней. Целовал ей руку и ждал. Не проявлял нетерпения, не напоминал о себе, не скулил, как делают все собаки. Он знал: без чаю он не останется. И умел быть терпеливым.

Раз только, помнится, вышло так, что Крися, вместо того чтобы пить чай (Микадо получал свою порцию только тогда, когда Крися заканчивала завтрак), заговорилась с тёткой Катериной.

Они говорили, говорили и говорили, а песик ждал. Сначала терпеливо, как всегда.

Когда разговор начал затягиваться, японец беспокойно зашевелился. Облизываясь, удивлёнными глазами ловил взгляд Криси.