Да, у алтаря нужно смотреть друг за дружкой в оба!
Но перед причастием были литургия и долгая исповедь, так что за это время многие устали, и когда мы наконец подошли к алтарю, вряд ли у кого-то нашлись силы, чтобы «шпионить». Некоторые нервничали, некоторые были по-настоящему взволнованы серьезностью момента, и, вероятно, несколько слезинок все же упало.
Когда вместе с другими я встала на колени у алтаря и услышала, как священник, переходя от одной девочки к другой, тихо повторяет: «Тело Христово, за тебя преданное!» и «Кровь Христова, за тебя пролитая!» – я вспомнила об Ингеборг.
Время от времени кто-нибудь из сидевших в церкви приглушенно покашливал, сморкался или шаркал ногами. Был слышен каждый звук. По обе стороны от меня на коленях стояли девочки в белых платьях. В черных платьях, не считая меня, были только две конфирмантки.
Когда священник подошел ко мне, все мои мысли были об Ингеборг. Я представляла, что она, может быть, сейчас тоже стоит на коленях в своем черном платье и думает обо мне – в какой-то церкви далеко отсюда. Мне казалось, наши мысли встретились. Это было сильное переживание.
Когда церемония закончилась, все собрались на заднем дворе. Там были школьные учителя и множество знакомых. Все говорили, что сегодня мы сделали первый шаг на пути к взрослой жизни. Но я считала, что сделала этот шаг давно когда узнала, что у нас с Каролиной, возможно, общий отец. И потом, когда мы приехали в Замок Роз, я окончательно распрощалась с детством. Ребенком скорее я чувствовала себя именно сейчас.
Каролина тоже была в церкви. Она сидела между Эстер и Ловисой, в стороне от нашей семьи. Но во двор вышла с Надей.
Когда мы вернулись домой и я получила подарки, мама по-настоящему меня порадовала. Она не забыла об Эстер. Купила ей серебряную брошь, цветок из шелка и красивый шарф к ее черному платью. Это было самое замечательное из того, что случилось в тот день. Эстер была так счастлива!
Роланд и папа фотографировали меня – я позировала в своем платье. А потом папа решил снять меня вместе с Роландом и Надей и поставил нас у стены. И тут я почувствовала на себе взгляд Каролины! Глаза у нее были черные, зловещие… В следующее мгновение она молнией сорвалась с места, подбежала и втиснулась между Надей и мной. И с вызовом уставилась на ничего не понимающего папу.
А как хорошо все шло до этого! И что будет теперь? Папа сказал, что хочет сфотографировать «всех своих детей». И поскольку Каролина – его ребенок, она рассудила, что тоже должна быть на этом снимке!
Прошло несколько секунд. Надя прильнула к Каролине, а Роланд улыбался. Они ни о чем не подозревали и восприняли это как удачную шутку.
– Снимай, папа! – весело выкрикнула Надя.
Сверкнула вспышка, а потом Каролина незаметно вышла из комнаты.
Больше ничего не произошло.
Вечером, придя к себе, я зажгла две свечи: одну за Ингеборг и одну за себя. Папа сделал несколько снимков, на которых я была в черном платье. Когда их проявят, я решила выбрать лучший, положить в конверт и отослать Ингеборг. Пусть она знает, что я сдержала свое слово.
В ночь перед нашим отъездом в Замок Роз я проснулась от жуткого тарарама. Вой сигнальной трубы, топот копыт по мостовой, звон колоколов, крики, переполох… Это могло означать только одно – пожар!
Пожарная станция находилась в нашем квартале, и я видела в окно, как отправляются пожарные кареты. Их снарядили в считанные секунды, и вот лошади уже мчались, громыхая телегами с инструментами и бочками с водой. Пожарные уехали все до одного – значит, горело сильно. Пламя поднималось высоко в небо, освещая комнату. И в доме скоро запахло дымом.
Я оделась и сбежала вниз. Все уже собрались на веранде, откуда был виден пожар. Казалось, что огонь совсем близко, но Ловиса нас успокоила. Горящий дом находился гораздо дальше, и ветер дул не в нашу сторону. Но это все равно выглядело страшно. Перепуганные люди метались по улице – они боялись, что огонь перекинется на их дома.
Говорили, что в доме, который горел, был какой-то праздник. Лампу, висевшую под самым потолком, забыли погасить, загорелась штора, и пламя быстро распространилось. Сейчас оно добралось уже и до соседнего дома.
Нам пока было нечего бояться. Мама послала Ловису узнать, не нужна ли какая-нибудь помощь. Мы могли приютить тех, кто остался без крыши над головой, пока все не устроится.
Ловиса ушла и вернулась с пожилой супружеской парой. Бедные старики нас очень благодарили. Теперь им было где спрятаться от огня и дыма. Мы напоили их кофе и коньяком, чтобы они согрелись. Женщина без конца причитала о золотых часах, оставшихся на ночном столике в спальне. Другие украшения и ценные вещи она захватила с собой. А часы, которые были дороги ей, как память, – не успела. Ей подарили их в день конфирмации, почти шестьдесят лет назад.
Читать дальше