Елена Усачева - Не время для шуток

На улице было не холодно, а как-то промозгло – сколько свитеров на себя ни натягивай, все равно зябко.

Что говорить – Питер, он и есть Питер. А тем более в начале ноября. Хоть на каникулы могли бы подогнать погодку и потеплее.

– Ну, что, братва? – Серега Галкин вышел на крыльцо и тряхнул пачкой сигарет. – Согреемся?

– Ой, посмотрите, брательник какой нашелся! – скривил губы в презрительной усмешке Андрюха Васильев.

Девчонки довольно заулыбались.

– Зажигалка у кого-нибудь есть? – Галкин не заметил васильевской издевки.

– Ты у Маканиной спроси, – посоветовала Лиза Курбаленко, и девчонки снова захихикали.

Услышав свою фамилию, Олеся быстро глянула на ребят. Все с любопытством смотрели на нее – ждали, что скажет. Курбаленко демонстративно выпустила облачко табачного дыма.

Маканина кивнула и отвернулась.

Вот еще выдумали: будет она их развлекать, как же! Подумаешь, все курят, а она – нет. В конце концов, она не обязана быть как все.

– Правильно, Олесенька. – Курбаленко бросила окурок на землю. – Береги здоровье. Глядишь, когда-нибудь оно тебе понадобится. Если понадобится, конечно.

Послышались смешки.

– Ну а ты, Сидоров, что торчишь? – повернулась Лиза ко второму «некурильщику», Генке Сидорову. Она отогнула от его уха наушник и прислушалась. – Это что за попса? – скривилась Курбаленко.

– Сама ты попса, – отстранился Генка. – Это Цой.

– Ах, ну да! – устало ссутулилась Лиза. – Ты же у нас поклонник ретро.

– Цой вечен, – привычно отозвался Сидоров, пряча наушники в карман. Все в классе знали, что Генку «подсадил» на Цоя старший брат. А кто не знал, тому и не требовалось.

– Ну да, вечен, как египетские пирамиды! – не отставала от Сидорова Курбаленко. – И такой же пыльный.

Ребята с готовностью засмеялись. Шутить над Генкой было легко. Сидоров – странный, никогда не расстается с карманным компьютером, «наладонником», он – энциклопедист и вундеркинд, упрямо, из года в год, отказывается переходить в класс старше или сдавать экзамены экстерном. Теперь еще этот Цой… Впрочем, Генка на колкости одноклассников не реагировал. Он всегда был где-то не здесь…

– Что смеетесь? А-а? – На крыльцо выплыла необъемная Людмила Ивановна. – Ой, ой, накурили-то! А ты что, Галкин, улыбаешься? Хоть бы сигарету при мне спрятал.

– Ой, Людмила Ивановна, а мы вас не заметили, – нагло улыбнулся Серега. – Вы так тихо подошли.

Шутка тоже была старая, но ребята все равно держали на лицах натянутые улыбки. В устах неловкого Галкина любая фраза уже звучала смешно.

– Ну ничего, дома тебе отец уши прочистит, лучше станешь слышать, – недовольно покачала головой учительница и тут же забыла о Галкине, повернувшись в другую сторону. – Быковский, а ты почему там застрял? Решил в колонну превратиться?

– Да иду я, иду, – отозвался Павел Быковский, спрыгивая со ступеньки на одной ноге – непослушный шнурок отказывался завязываться. – Там все равно еще Смолова с Цветковой остались.

– Не класс, а тараканы, – вздохнула Людмила Ивановна. – Разбегаетесь кто куда.

– Не тараканы, а червяки, – аккуратно поправила Курбаленко.

– Пять баллов! – довольно зажмурился Васильев. Остальные захмыкали.

9 «Б» носил негласное прозвище Червяки. И все из-за того, что у их классного руководителя была фамилия Червяков.

Бывает. Встречаются фамилии и покруче.

Кличка была обидная, но учителей, как и все остальное в этой жизни, не выбирают, их спускает с неба безжалостное провидение.

Юрий Леонидович Червяков преподавал математику, и ничего, кроме математических формул, геометрических теорем и схем, его не интересовало. Поэтому никто не удивился, когда перед самой поездкой класса в Питер на осенние каникулы он заболел. Сдалась ему эта «колыбель революции»! В город на Неве неуправляемый 9-й «Б» повезла химичка Людмила Ивановна. В поезде она пожалела об этом, но деваться было уже некуда.

– А ты, Маканина, почему без шапки? Заболеть хочешь? – Людмила Ивановна предпочла пропустить шутку о червяках мимо ушей.

Олеся послушно потянула из кармана кепку.

– Ну, чего вы ждете? – позвала своих подопечных химичка, направляясь в сторону автобусной остановки. – Идем. Не стойте на ветру.

Послушались ее не сразу. Еще какое-то время народ переминался с ноги на ногу, словно боялся сойти с крыльца и выйти на пронизывающий питерский ветер.