Мэдлен Л`Англ - Камилла

Мама вышла из спальни, когда я уже натягивала пальто.

– Камилла, ты куда? – спросила она.

Этим утром она уже не была похожа на Спящую красавицу из сказки. Она выглядела бледной, на лице ее отражалась какая-то усталость или тревога, она куталась в свой халатик, точно ее знобило.

– Я иду позавтракать с Луизой.

– С Луизой? Но почему?

– Мне показалось, что ее что-то тревожит.

– А с тобой… Ты себя хорошо чувствуешь?

– Да, спасибо.

– А ты… ты сразу же после школы – домой?

– Не знаю. Наверное.

– Но ты очень-то не задержишься?

– Нет, мам. Но мне пора. Я обещала Луизе сразу же с ней встретиться.

Я поцеловала маму и пошла. Я чувствовала себя ужасно одинокой. Так, должно быть, чувствует себя иностранец в чужой стране. Я не знала, о чем говорить с родителями. Разговаривать с ними стало словно говорить с чужими. Надо было изо всех сил находить слова, которые звучат буднично и незначительно.

Я захватила с собой Жакову куклу и по дороге занесла ее в школьную раздевалку. Для Луизы. Я не могла вынести, чтобы в доме что-то постоянно напоминало Жака. Раньше я молилась о том, чтобы он вовсе не появлялся в нашей квартире. Сейчас же я сократила свою просьбу к Господу до того, что просила, чтобы папа не возвращался домой рано и не заставал Жака с мамой в нашей гостиной. И тут я подумала: «А интересно, почему папа вчера пришел с работы так рано?»

Я оставила куклу в раздевалке и поторопилась в аптеку, которая была за углом, где меня дожидалась Луиза. Перед ней на прилавке стояла чашечка кофе и стакан с апельсиновым соком. Я взобралась на высокий круглый табурет и уселась рядом с ней.

– Я так расстроена, что больше ничего и не смогу съесть, – сказала Луиза. – Да у меня ни на что и денег не хватит.

– Могу одолжить тебе пятьдесят центов, – предложила я. – А что случилось?

– Да конечно же, опять они, Мона и Билл.

Луиза всегда называла своих родителей по именам.

– Ну, они вчера опять разругались, когда вернулись домой. Сначала они ссорились шепотом, чтобы мы с Фрэнком не слышали, а потом стали орать все громче и громче, и «Дело кончилось тем, что Мона стала швырять в него бетховенскую симфонию, пластинку за пластинкой, судя по грохоту, это была Девятая», – сказала Луиза и скорчила гримасу. У нее такой подвижный рот, он двигается, даже когда она молчит и просто слушает. Можно бы сказать, что он у нее уродливый. Если говорить так, отвлеченно. Но на ее лице он не производит впечатления уродства. Он очень большой, точно кто-то взял нож и полоснул от уха до уха. У нее тонкие губы, но оттого, что они такие подвижные, этого как бы не замечаешь. Фрэнк зовет ее уродиной. А мне нравится ее лицо. Оно как ветреное утро с бегущими по небу облаками: то свет, то тень. Волосы у нее рыжие, но глаза не зеленые, а голубые, а кожа на лице белая и вся в веснушках, как у вчерашней тетеньки в ресторанной уборной.

– Непонятно, почему они не могли поругаться раньше, прежде чем явились домой, – сказала Луиза. – Хуже всего то, что люди уже стали выглядывать в окна и требовать, чтобы они заткнулись.

Она допила апельсиновый сок, держа стакан своими крепкими длинными пальцами, У Луизы очень крепкие руки, она может отвинтить любую плотную крышку.

– А твои как? – спросила она.

– Я думаю, все благополучно, – ответила я.

– Это значит, все совсем наоборот. Ты правда можешь дать мне пятьдесят центов?

– Могу.

– Но ты ведь знаешь, мне нечем отдать.

– Когда-нибудь отдашь, когда мы прославимся и разбогатеем.

Мне дают карманных денег вдвое больше, чем получает Луиза, или считается, что получает. Потому что иногда она не получает вовсе ничего.

– Тогда я возьму сандвич с рубленой свининой. А ты что хочешь?

– А я – сандвич с зеленым салатом, помидором и беконом.

Мы с Луизой обе любим на завтрак сандвичи, а на ужин – хлопья с молоком.

– Я полагаю, Жак Ниссен являлся к вам вчера, – заметила Луиза.

– Да.

Удивительное дело, еще до того, как я успела сказать Луизе, как я отношусь к Жаку, когда он только начал к нам приходить, она обо всем догадалась сама. И она каждый раз знала, если я, вернувшись из школы, заставала его у нас дома.

– Знаешь что, – сказала Луиза, насыпая сахар в кофе, – ты здорово изменилась с тех пор, как мы познакомились.

– Правда?

– Да. Ты повзрослела. Я имею в виду – из-за них. Знаешь, чудно, Камилла. Я всегда думала, мне трудно будет с тобой, если у тебя что-нибудь плохое случится. А сейчас я чувствую, что ты стала мне гораздо ближе из-за твоей мамы и Жака, и потому, что ты переживаешь, и все такое в этом роде.