Сергей Алексеев - Грозный всадник

– Стараемся! - гаркнули плотники.

Притомился в делах воевода. Взяла его хворь. Пролежал он несколько дней в постели.

Но работа шла, не стояла на месте. И вот Никита Зяблов пришёл к воеводе.

– Отец воевода, готовы стены!

Не удержался Иевлев, поднялся на ноги, пошёл посмотреть на крепость.

Глянул - отличные стены. Высокие, крепкие, ладные. Даже выше старых на целый метр.

– Молодцы! - похвалил воевода.

Обошёл он крепость с одной стороны, обошёл со второй, с третьей, завернул на четвёртую. Смотрит, а там нет никакой стены.

– Как так! - взревел воевода.

– Не хватило, боярин, брёвен, - объясняет Никита.

– Как - не хватило?!

– Промашка у нас получилась. Зазря метром выше поклали стены. Но ничего, ничего, - говорит Никита. - Зато три стороны неприступные. Никакая их сила теперь не возьмёт. Не страшен, отец воевода, Разин.

Взвыл воевода:

– Да что ты, дурак, несёшь! Что же это тебе за неприступная крепость, если в ней целой стены не хватает?

Разводит Никита руками, еле улыбку в усах скрывает:

– Промашка, батюшка, промашка. И как это только у нас получилось! А ведь старались, старались, батюшка...

– Старались?! - кричал воевода. - Не царю, супостаты, служите! Стеньку, проклятые, ждёте. Вот я вам!

Приказал воевода плотников избить батогами. Однако писать обо всём царю и просить новых денег не стал. Не хватило для этого смелости.

Так и остался Ефремов с тремя стенами. Хорошо, что Разин не брал Ефремов.

Два молодых казака Гусь и Присевка заспорили, кто больше народному делу предан.

– Я! - кричит Гусь.

– Нет, я! - уверяет Присевка.

– Я жизни не пожалею! - бьёт себя Гусь в грудь кулаком.

– Я пытки любые снесу и не пикну! - клянётся Присевка.

– Хочешь, я палец в доказ отрежу?

– Что палец! Я руку себе оттяпну!

Расшумелись казаки, не уступают один другому.

Разин в это время проходил по лагерю и услышал казацкий спор. Остановился он. Усмехнулся.

Заметили спорщики атамана. Притихли.

Посмотрел Степан Тимофеевич на молодцов.

– Ну и крикуны: жизнь, пытки, палец, рука. Хотите себя проверить?

– Приказывай, атаман! Слово даём казацкое.

– Грамоте учены?

– Нет, Степан Тимофеевич.

– Так вот: кто первым осилит сию премудрость - тому настоящая вера.

Смутились казаки. Не ожидали такого. Ну и задал отец атаман задачу. Однако что же тут делать? Назад не пойдёшь. Слово казацкое брошено.

Не зря говорил про грамоту Разин. Нужны ему люди, умеющие писать и читать. Мало таких. Трудно крестьянскому войску.

Пошли казаки в церковь, разыскали дьячка.

– Обучай, длинногривый.

Сели они за буквы. Пыхтят, стараются казаки.

Только трудно даётся наука. Неделя проходит, вторая.

– Сил моих больше нет, силушек! - плачет по-детски Гусь.

– Уж лучше бы смерть от стрелецкой пули! - стонет Присевка.

Проходит ещё неделя.

– Голова ты моя, бедная ты головушка! Помру я при этом деле! убивается Гусь.

– За что же муки такие адовы? Господи, праведный, за что покарал? причитает Присевка.

Стонут, проклинают судьбу свою казаки. Стонут, а всё же стараются. Слово казацкое дадено.

Прошло целых два месяца.

– Ну, ступайте, - произнёс наконец дьячок.

Словно ветром дунуло в казаков - помчались быстрее к Разину.

– Осилили, отец атаман, премудрость!

– Да ну! - не поверил Степан Тимофеевич.

– Проверяй!

Протянул Разин Гусю писаный лист бумаги:

– Читай-ка.

Читает Гусь. Правда, не так чтобы очень гладко. Однако всё верно, всё разбирает.

– Молодец, казак! - похвалил Разин.

Достал он лист чистой бумаги, протянул бумагу Присевке:

– Пиши-ка.

Пишет Присевка. Правда, не так чтобы очень быстро. Однако всё верно. Буквы не путает.

– Молодец, казак! - подивился Разин. - Оба вы молодцы! Порадовали. Не ожидал.

Засмущались Гусь и Присевка:

– Старались, отец атаман. Ведь слово казацкое было дадено.

Красавец Лёвка заснул в дозоре. Полагалась за это у разинцев смерть.

Однажды отправился Разин проверять, как службу несут караулы.

Ночь была тёмная, тёмная. Звёзд не видно. Луны не видно. Небо стояло в тучах. Выбрал Степан Тимофеевич время перед рассветом, когда дозорных особенно клонит сон.

Идёт Разин от поста к посту. То тут, то там вырываются из темноты голоса:

– Стой! Отзовись!

Отзывается Степан Тимофеевич. Узнают разинский голос дозорные:

– Здравья желаем, отец атаман!