Борис Алмазов - Считаю до трех!

— У меня что-то сердце болит.

— Гнилая интеллигенция! — Сява запустил в художника тряпичной куклой.

Кукла не долетела: слишком лёгкая была. Безглазым лицом она упала в лужицу, кверху задралась невесомая пеньковая косичка. Лёшка выхватил её из воды. Кукла только чуть-чуть намокла.

Лёшка словно проснулся. Он оглядел крепость. Во всех избах шёл грабёж! Трещала разрываемая материя, стучал топор, визжали мостки.

Из ближнего дома отец вытаскивал книги. Он торопливо шнырял в дверь, а книги бросал прямо на землю. Старые тяжёлые тома с медными позеленевшими застёжками нелепо и сиротливо темнели среди высокой травы.

Двое мужчин накачивали вынутые из рюкзаков резиновые лодки и страшно ругались, потому что насос качал плохо.

Ещё двое вытащили из избы сундук и швырнули его с крыльца. Сундук тяжело упал и раскололся. Из него вывалилась полуистлевшая бархатная шубейка. Толстый парень в болотных сапогах наступил на неё…

Он вывернул всё из сундука. Тонкая кисейная фата поплыла в воздухе и села на листья папоротника как паутина. Парень вытер ноги о шубейку и опять пошёл в избу.

У Лёшкиной бабушки была плюшевая кофта. Жакет, как она её называла. Был жакет старый, траченный молью, мать всё уговаривала его выбросить, но бабушка не соглашалась.

«Это ведь моё приданое… — говорила она. — Я в нём замуж шла. Всего у меня и осталось от молодости, что жакет…»

Лёшка глянул на шубейку в грязи, и его словно прутом стегнули.

«Нынче вор вроде и не вор… До того человек стал хитрым да образованным, любое своё преступление оправдать может», — почудился ему голос деда Клавдия. «Вор — он вор и есть!» — пророкотал Антипа.

Лёшка глянул на Вадима, лежащего на мостках.

— Мы воры! — сказал мальчишка, и голос у него сорвался. — Мы — воры!

— Что? — не понял Вадим.

— Мы воры! — шёпотом повторил Лёшка.

— Ну вот! — сказал художник, приподнимаясь. — Снова здорово. Ты можешь понять, что это никому не принадлежит? Это — ничьё! Понял?

— Нет! — прошептал мальчишка. — Принадлежит. Эти вещи люди берегли…

— Да нет ведь этих людей… Нет, — раздражённо повторил Вадим.

Лёшка вспомнил чёрную печь на поляне.

— Ещё хуже! Значит, мы у мёртвых крадём!

— Ох, как красиво! — засмеялся художник. — Ты помнишь, как гончар говорил: это никому не нужно!

— Я сказать не могу! Был бы здесь сенсей — он был сказал!

— Какой ещё сенсей?

— Тренер по дзюдо.

— Только здесь твоего тренера не хватало… — пробурчал Вадим. — Брось ты эти романтические словеса. «Крадём у мёртвых». Слишком красиво сказано, чтобы быть правдой.

— Сенсей говорит: не надо бояться красивых слов, нужно бояться дурных поступков, которые прячутся за красивыми словами! Да! — закричал Лёшка. — Вы говорите, что это никому не нужно, что это должно принадлежать тем, кто понимает в искусстве, а на самом деле это обыкновенный грабёж!

— Что же, — сказал Вадим, — это богатство нужно к ним в могилы покидать? Между прочим, такие случаи были, но теперь, как ты знаешь, археологи и до курганов добрались…

— Это археологи!.. Это не может принадлежать кому-нибудь… Это для всех!

— Чего он разорался? — высунулся из двери избы Сява.

— Работай! — ответил Вадим. — У нас диспут на идеологические темы.

— А… — ухмыльнулся Сява. — Языком молоть — самое ваше дело…

— Вы же художник! — не мог остановиться Лёшка. — Как дед Клава говорил: вы должны всех научить понимать искусство, а вы вместе с этими…

— Не многовато ли ты на себя берёшь, философ? — спросил Вадим.

— Нет! — понимая, что Вадим его никогда не простит за такие слова, и приходя от этого в отчаяние, закричал Кусков. — Вы не художник! Вы только рисовать умеете, а вы не художник! Вы — вор! Вор!

Вадим вскочил на ноги. И замахнулся!

Лёшка не знал, как это получилось. Он не хотел этого. Всё вышло само собой. Автоматически, как на тренировке, Лёшка перехватил руку Вадима, рванул её на себя! Вадим вскрикнул и упал вниз лицом, неуклюже завернув ладонь за спину…

— Я не хотел! Простите меня… — закричал Лёшка.

Художник медленно потянулся, достал из лужи очки. Вытер грязное лицо.

— Простите меня… — шептал Лёшка.

— Боже мой! — сказал растерянно Вадим. — До чего я дошёл…

— Ну что? — закричал с крыльца Сява. — Воспитал щенка себе на радость? — И он захохотал. — Ладно, не рассиживайся. Слышь, профессор, иди принимай товар.

Вадим встал. Застонал, шевельнул плечом.

— Вам больно? — Кусков был готов провалиться сквозь землю. — Ну ударьте меня, если хотите.