Борис Алмазов - Считаю до трех!

— Ты чего приехал? — спросил Лёшка.

— Соскучился! — засмеялся Сява, отвечая за отца. — Просто извёлся весь — день не спит, ночь не ест!

Отец тоже засмеялся.

— А я люблю эти места! — продолжал Сява. — Уж лет пять сюда наведываюсь. Замечательные здесь народные промыслы!

Сейчас он совсем не выглядел тем пьяницей-размазнёй, каким был в городе. Даже трудно было представить, что этот жилистый парень с тяжёлым подбородком и чёлкой, что сваливалась на глаза, мог плакать, что отец его мог ударить…

«Соскучились и таким почётным караулом явились? Что-то не верится, — засомневался Кусков. — Что-то не верится, чтобы отец что-то делал, если в этом нет выгоды. Раз он приехал, значит, я ему для чего-то нужен. Ну да ничего, меня так просто не проведёшь».

— Где художник? — спросил шофёр, громадный парень с цепочкой на запястье, как у автогонщиков. Лёшка всегда мечтал иметь такую.

— Да вот в мастерской.

— Сиди, я сам! — сказал шофёр, вылезая из машины. Через минуту он вернулся с Вадимом.

— А… — сказал художник. — Общий привет.

Он уселся на заднее сиденье и добавил:

— «Не стая воронов слеталась…»

— Всегда к услугам, — осклабился Сява. — Прослышали мы — вам ультрамарин понадобился…

«А, вот оно что! — облегчённо вздохнул Лёшка. — Они краску привезли. Но тогда зачем здесь отец? Или эта краска какая-то дефицитная? Может, её отец где достал и теперь хочет с Вадима большие деньги сорвать?»

Кусков вдруг почувствовал, что Вадим смотрит ему в спину. Мальчишка встретил его взгляд в зеркале и поразился, каким грустным стало лицо художника. Вадим криво улыбнулся Кускову, расстегнул нагрудный карман куртки и достал дымчатые очки. Он долго протирал их кусочком замши, рассматривал на свет и наконец, вздохнув, надел. И снова стал тем Вадимом, которого Лёшка повстречал в кафе. Снова он сделался похожим на благородного гангстера. Но странное дело: сейчас он совсем Лёшке не нравился, потому что был чужим, непохожим на того человека, к которому успел привязаться мальчишка.

«Куда это мы едем?» — гадал Лёшка, и было ему отчего-то тревожно. Шофёр достал из кармана пластик жвачки, протянул Лёшке.

— Спасибо. Не хочу, — сказал мальчишка.

Шофёр пожал плечами, ловко разорвал упаковку и отправил зеленоватую пластинку в рот. Задвигал челюстями.

Машина раскачивалась и таранила ветки, как танк, мотор урчал и выл.

— Приехали, — сказал Вадим.

Их догнала вторая машина.

— Ставьте тачки здесь, — приказал Сява. Он открыл багажник и вынул оттуда два громадных рюкзака. Шофёр, который, наверное, был здесь самым сильным среди всех, взял один, другой поднял на плечи Лёшкин отец.

Из второй машины вышло ещё трое мужчин.

— Двинули, — скомандовал Сява, и все пошли по тропинке за Вадимом.

«Зачем Вадиму столько краски? — гадал Лёшка, уважительно поглядывая на мешки. — Зачем мы идём к избушке? Краска-то нужна там, в посёлке?»

— Стойте, — сказал Вадим и нырнул в дверь охотничьей избушки, где они прожили с Лёшкой почти неделю.

Через минуту он вышел.

— Идём.

— И сопливец с нами? — удивился шофёр, кивнув на Лёшку. Кусков не успел возмутиться, как был ошарашен Сявиным ответом:

— А куда ж его девать? Он с мая месяца с нами как ниточка с иголочкой. Этот милый мальчик подсмотрел и подслушал, как его батя художнику плёночку с картой передавал, на которой тропа, вот и пришлось с ним нянчиться! Сюда тащить!

— Так что? — спросил недовольно шофёр. — И он в доле?

— А ты как думал! — заголосил Кусков-старший. — Ты приехал сливки снимать, а он тут комаров кормил…

Лёшка плохо слышал, что кричал отец. У него стало темно в глазах.

«Так вот оно что! — думал он. — Это Петька Столбов послал в музей карту, составленную Антипой. Айвазовский — ну конечно, это прозвище такое — Ованеса-фотографа. Он эту карту переснял. Передал её Вадиму, и они теперь идут в крепость! А Вадим! Вадим! Он, оказывается, меня сюда взял, чтобы я ничего никому не разболтал! А я-то думал… А ему, оказывается, на меня было наплевать, как отцу, как всем… Эх!»

— Ах я дурак! — сказал Лёшка вслух, едва переводя дыхание от обиды.

— Что? — спросил Сява. — Что, маленький, животик заболел?

— Не пойду я никуда! — закричал Лёшка.

— Как это? — ласково спросил Сява.

— Вот так! Не пойду, и всё!

— Пойдёшь, милый, пойдёшь! — сказал Сява угрожающе, приближаясь к нему.

«Ну, держись!» — подумал Кусков, сбрасывая сапоги и радуясь оттого, что сейчас отомстит за обман, за то, что он никому-никому не нужен.