Ирина Бабич - Манук

Папу мы нашли в комнате для шимпанзе. Клетки были пустые. За столом на высоком складном детском стульчике сидела младшая обезьяна — Зита, в передничке, как какой-нибудь малыш, и тётя Маруся — пожилая такая женщина, славная-славная и добрая-добрая — кормила её с ложечки манной кашей. Рядом стоял резиновый ярко раскрашенный доктор Айболит. Зита отворачивалась от каши и даже иногда плевалась. Тогда тётя Маруся подносила ложку к Айболиту и говорила:

— А я отдам! Отдам Зиткину кашу.

После этого Зита хватала ложку своей чёрной мохнатой ручкой и совала в рот. А папа не обращал на них никакого внимания, он ходил по комнате, а на руках у него сидел старший шимпанзе — Тату. Он обнял папу за шею руками, а за талию ногами, прижался всем телом и очень жалостно гудел: «У-уй, у-ух!» А папа всё приговаривал: «Бедный ты мой, славный, никто тебя не любил, не кормил, все били, обижали…»

— Это он за Петросом Георгиевичем соскучился, — шёпотом объяснил мне Володя, — вот он его и жалеет. К Пальчику и не подошёл, а эту маруду на руках носит…

— Может, ты хочешь, чтобы я твоего Пальчика на руках носил? — осведомился папа всё тем же «жалким» голосом. — Так, во-первых, я не Жаботинский… Тату хороший, Тату славный… А во-вторых, я был бы уже без носа и ушей… А Тату не кусается, Тату хороший…

— Прямо-таки ангел, — оскорблённо хмыкнул Володя. — А кто Галине Евгеньевне лицо расцарапал?

Папа посадил Тату на второй высокий стульчик, а сам стал сзади и положил руки на его мохнатые плечи.

— Теперь будет есть, — сказал он мне. — А то очень разволновался, когда меня увидел. А в том случае он не виноват. Галка несла его на репетицию, а в коридоре кто-то лестницу уронил. Грохот, пыль! Тату испугался — и как рванётся! А Галка его не пускает. Ну, вот он её и цапнул. А вообще, Тина, запомни: к обезьянам без тёти Маруси или без меня не входить и близко около них не стоять. Народ коварный: оскалит зубы, всем кажется — улыбается, а это он злится! Работа с шимпанзе куда опаснее, чем со львами. Лев всегда о нападении предупреждает — позой, рычанием, всем своим поведением. И прыгает по прямой. А эти граждане нападают и сверху, и снизу, и сбоку, и могут рвануть когтями. Тату, покажи лапу! Видишь, как вооружён! И кусаются, и так в объятиях сожмут, что дух вон. Поняла?

Вот тебе и юная дрессировщица: крокодила не беспокой, к зебре не подходи, попугаев опасайся, обезьян не трогай… Мне даже захотелось заплакать, и папа это заметил.

— Знаешь что, — сказал он, — пошли-ка поужинаем и отдохнём: вечером у нас погрузка.

— А бегемоты? — спросила я. — Разве я не пойду к бегемотам?

— Моя дочка! — сказал папа и весь засиял. — Видели? Устала, укачалась, не ела с утра — и никаких жалоб. Нет, она хочет поздороваться с бегемотами! Ах ты, Тина, моя Тина! Ну, пойдём!

И мы пошли к бегемотам.

Репетиция аттракциона Петросяна задерживалась: надо было договориться с осветителями, отнести в оркестр ноты, установить сложные декорации. А народу в цирке тем временем становилось всё больше и больше: ведь артисты цирка ездят по всей стране, кочуя из одной программы в другую, и о многих номерах и аттракционах знают только по рассказам и газетным рецензиям. Всем хотелось посмотреть работу Петроса Петросяна. Там были заняты, как говорилось в афише, экзотические животные, то есть редкие животные далёких стран. «Гвоздём» этого аттракциона были дрессированные бегемоты, с которыми не выступает больше никто из советских, да, пожалуй, и зарубежных дрессировщиков. И даже приготовления к репетиции были необычными. Ну, скажите, видали ли вы когда-нибудь в цирке… занавес — такой, чтобы скрыл от зрителей всю круглую арену? Нет? А тут по команде Петросяна на манеж опустился откуда-то сверху огромный чёрный колпак, похожий на гигантский колокольчик — верхушка его была подтянута повыше, а края плотно прилегали к барьеру. И оттуда, из-под колпака, доносились какие-то непонятные звуки, будто кто-то большой недовольно фыркал и бурчал.

Всё это было очень интересно — вот почему на репетицию пришли и артисты, и их помощники, и рабочие манежа, и кассирша. За минуту до начала в первом ряду появился директор. Около него топтался и что-то сердито говорил инспектор манежа — дядя Коля.

— Бросьте, Николай Константинович, — потрепал его по плечу директор, — не надо портить себе и мне настроение. Бегемоты — не нервные дамочки! Отработают, как миленькие. Давайте лучше смотреть: я ведь этот аттракцион в первый раз вижу.