Светлана Лубенец - Люби меня, как я тебя

– Посмотрю, – вяло, без всякого энтузиазма пообещал он ей.

– Ну, пока! – попрощалась Танька.

– Пока, – в полной растерянности ответил Венька.

Он еще долго держал трубку около уха, а она противными короткими гудками сверлила ему мозг. В ответ на гудки в его голове рождались такие же короткие вопросы: Танька звонила? Какие-то книжки? Что за чушь?

На следующий день Венька притащил в школу целый пакет старых детских книжек, которые мама разыскала на антресолях. Он без слов положил пакет на парту прямо перед Танькой.

– Не забыл… – тихо удивилась Осокина. – Ты один… Опять…

Венька в изнеможении скривился и, крутанувшись на пятках, пошел к своему месту. Конечно, как же может быть иначе? Разумеется, он опять сделал не так, как все. Пропади все пропадом! Зачем он тащил эти книги, идиот…

Весь день прошел под знаком принесенных им книг, то есть плохо. Что бы Венька ни делал, все не удавалось. Даже пример по алгебре у доски не решил. Первый раз в жизни, хотя сам вызвался.

Когда после уроков Венька надевал куртку в гардеробе, к нему подошла Танька:

– Ты не поможешь мне отнести книги в детдом?

– Слушай, Осокина, – резко повернулся к ней Венька. – Чего тебе от меня надо? Неужели еще не наиздевались? Неужели вам всем мало?

Танька опять прищурилась. Венька напрягся, ожидая услышать какую-нибудь гадость, но она просто сказала:

– Мне тяжело. Я тоже много принесла. – Она показала рукой на скамейку. На ней стояли три объемистых пакета, один из которых был Венькин.

– А почему именно я?

– А кто же еще, если книги только мы с тобой двое и принесли?

Венька вздохнул. Весь его пыл сразу куда-то пропал.

– Ладно. – Он взял два пакета. – Пошли.

До детского дома шли молча. Может быть, Таньке и хотелось поговорить, но Венька специально шел почти на полкорпуса впереди. Мысли метались в его голове: «Только бы Танька молчала… только бы опять перед ней не опозориться… не сказать что-нибудь глупое, не то, не в струю, не в масть…»

Книги у них приняла молодая симпатичная библиотекарша. Венька сразу повернул к выходу.

– Подождите, – остановила его женщина, – сейчас все оформим.

– Не надо оформлять. Это так, подарок… Нам уже не надо. Мы выросли, – затараторила Танька и вытащила Веньку в коридор.

Из дверей детдома они вышли вместе. Теперь Веньке было неловко бежать впереди. Он совершенно потерялся, потому что надо было о чем-то говорить. О чем? От безысходности он, наверное, опять отмочил бы какой-нибудь номер, но перед ними вдруг непонятно откуда материализовался Антуан.

– Гуляем? – с усмешкой спросил он.

Венька хотел ему объяснить про книги и детский дом, но Танька выпалила:

– Гуляем! А что?

– Да так… И давно?

Венька снова открыл рот, чтобы все расставить по своим местам, но Осокина не дала.

– Давно, – процедила она, враждебно глядя на Антуана. – А что тебя не устраивает?

– Все устраивает. – Антуан пнул ногой поребрик тротуара. – Меня абсолютно все устраивает. Более того, я просто счастлив… за вас…

Осокина, схватив Веньку за рукав, потянула за собой вперед. Антуан остался стоять посреди тротуара.

Венька брел за Танькой, чувствуя, как над его головой сгущаются тучи очередных неприятностей.

– Испугался? – резко спросила Танька.

– Чего? – вздрогнул Венька.

– Не чего, а кого. Клюшева.

– Чего мне бояться? – вопросом на вопрос ответил Венька.

Тревога уже успела охватить весь его организм, но он был уверен, что как раз Клюшева не боится. Его смущало и тревожило что-то другое, непонятное, еще не изведанное и этой своей необъяснимостью пугающее.

– Не боишься? – переспросила Танька, остановившись и заглядывая Веньке в глаза. – А если даст в зубы?

– За что?

– Так, – улыбнулась Осокина. – Он найдет, за что.

– Ты думаешь, я не умею драться?

– Думаю, не умеешь.

– Мне просто не приходилось.

– Конечно, кто ж с тобой станет связываться!

– Что ты имеешь в виду?

– Сам знаешь.

Венька действительно знал. Но ему почему-то захотелось, чтобы Танька сказала все до конца, домучила его и добила. Все равно уж. Одно к одному.

– Ты-то что знаешь? – Венькин голос звенел и готов был вот-вот сорваться.

– А ты можешь не психовать? – взяла его же тональность Осокина. – Можешь… ну… как мужчина?

– А я кто? – крикнул Венька. – Ну, скажи свое любимое слово, скажи!

– Какое? – в ответ выкрикнула Танька.

– Такое! Скажи, что я… баба…

Но Осокина молчала. А через минуту сказала: