Борис Никольский - Солдатская школа [Рассказы]

— Ну что? — сказал он Терентьеву. — А ещё подольше вы не могли? Вам лишь бы не работать…

— Товарищ старший лейтенант, — своим жалобным голосом проговорил Терентьев, — не могу я быстро… Вы же знаете — нога у меня…

— Ох, Терентьев, Терентьев, вечно вы себе болезни находите… И зимой, когда антенну надо было чинить, вы тоже срочно заболели…

«Что он говорит!» — ужаснулся Ника.

— И вам плевать было, что ваши товарищи пообмораживали руки…

«Так вот, наверно, почему у Крошкина всегда красные руки!» — мелькнуло в голове у Ники.

Он испуганно посмотрел на Терентьева. Он ждал, что тот рассердится, возмутится, начнёт доказывать, что всё это неправда. Но Терентьев словно и не слышал слов Никиного отца.

— Товарищ старший лейтенант, — продолжал тянуть он, — вы же мне сами велели… Уж я искал его, искал… Совсем с ног сбился… Да вот и Николай не даст соврать…

— Ладно, ладно, — сказал Никин отец сердито. — Ступайте.

Он повернулся к Нике.

— А ты больше так далеко не уходи, понял?

— Понял, — ответил Ника, не глядя в глаза отцу.

Он вспомнил, как собирался жаловаться на сержанта Крошкина, и покраснел. Ему было стыдно перед отцом и почему-то хотелось плакать…

В клубе на почётном месте висели фотографии лучших солдат роты. Среди них Ника сразу увидел сержанта Крошкина.

Отдельно, чуть поодаль, висела небольшая фотография незнакомого солдата.

Под ней была подпись — аккуратно выведенные тушью строчки:

«За мужество и самоотверженность, проявленные при исполнении служебного долга, младший сержант Кораблёв П. И. награждён орденом Красной Звезды».

С фотографии смотрел чернобровый, круглолицый солдат в фуражке и парадном, наглухо застёгнутом кителе.

— Папа, он воевал, да? — спросил Ника.

— Кто?

— Кораблёв.

— Нет, что ты, — сказал папа, — во время войны ему было пять лет, меньше, чем тебе сейчас.

— А за что он получил орден? Папа, расскажи!

— Ладно, слушай, — сказал отец. — Это было несколько лет назад. Далеко отсюда, на юге. Кораблёв служил на радиолокационной станции командиром отделения операторов — вот так же, как служит у нас Крошкин. Был он очень хорошим оператором. Когда он дежурил у экрана, ни один самолёт не мог пролететь незамеченным.

И вот однажды во время его дежурства с гор пришла гроза. Чёрные тучи затянули небо, и раскаты грома раздавались всё ближе, и молнии сверкали всё ярче. Надо было выключать станцию, потому что работать в грозу на радиолокаторе очень опасно.

Кораблёв уже потянулся к главному переключателю, но его рука замерла на полпути. На экране он увидел крошечную светлую точку — самолёт.

Это был наш пассажирский самолёт, но двигался он как-то неровно — он бросался то в одну сторону, то в другую.

И тогда Кораблёв понял: видно, самолёт этот попал в грозовые облака и сбился с курса. И теперь только Кораблёв мог подсказать лётчику, где он находится, и помочь выйти к аэродрому.

Кораблёв сообщил о самолёте, терпящем бедствие, на командный пункт и попросил разрешения не выключать станцию. Ему разрешили. Ведь там, на самолёте, были люди.

И Кораблёв продолжал работать.

«Ещё несколько минут, — говорил он себе, — всего несколько минут».

А гроза бушевала уже совсем рядом. Каждое мгновение молния грозила ударить в станцию.

Но Кораблёв не отрывался от экрана. Он должен был убедиться, что самолёт в безопасности.

Наконец он увидел, что светящаяся точка на экране уверенно двинулась к северу. Самолёт получил сигнал с земли и теперь шёл к аэродрому.

Всё в порядке. Можно выключать станцию.

Кораблёв опять потянулся к переключателю, и в этот момент что-то ослепительно сверкнуло перед его глазами.

Молния ударила в станцию.

— Он погиб? — тихо спросил Ника.

— Да. Погиб, — сказал отец. — И орденом его наградили уже посмертно.

Больше Ника ни о чём не спрашивал. И отец тоже молчал.

Вечером Ника с папой играли в шашки. В самом начале партии папа «зевнул» шашку, и теперь Ника выигрывал. Он волновался и ёрзал на стуле — нечасто ему удавалось выигрывать у папы.