Борис Никольский - Солдатская школа [Рассказы]

Охая и прихрамывая, он побрёл прочь. Даже лупу и палочку забыл от расстройства.

А Ника остался. Ему было так неловко, словно не сержант Крошкин, а он сам обидел Терентьева. У человека нога болит, а его заставляют маршировать… Разве это справедливо? Нет, будь он командиром, он бы никогда не стал так поступать… Никогда.

«Вот пожалуюсь папе, — думал Ника, — небось Крошкину не поздоровится…»

— Шестнадцатая… Сто десять… Двести тридцать… — говорил в микрофон солдат-оператор.

Он сидел, низко склонившись над экраном.

Ника стоял у него за спиной и следил за светящейся точкой. Точка медленно двигалась к центру круга.

Хотя папа и не часто брал Нику с собой на станцию, Ника уже успел здесь освоиться. Он привык и к гудению вентиляторов, и к темноте и уже знал: если точка большая — значит летит пассажирский, если маленькая— истребитель…

— Шестнадцатая… Сто десять… Двести двадцать пять… — монотонно докладывал солдат.

Ника знал, что сейчас его доклад принимают на командном пункте. На командном пункте Ника уже побывал однажды вместе с папой. Там он видел большие прозрачные карты-планшеты. Солдаты-планшетисты бесшумно вычерчивали на них курс самолётов.

— Шестнадцатая… Сто десять… Двести двадцать…

И вдруг Ника почувствовал: что-то случилось.

Изменился голос солдата. И весь он как-то напрягся и ещё ниже склонился к экрану.

И Никин папа тоже нагнулся рядом с ним.

— Не волнуйтесь. Спокойно. Спокойно, — сказал он.

Ника взглянул на экран и ахнул: там, где только что была одна светлая точка, теперь всё пестрело точками и пятнами. Ну и путаница началась на экране! Пятна и пятнышки мерцали повсюду, и среди них уже не отыскать было ту первую светящуюся точку.

— Папа… — начал было Ника, но отец взял его за плечи и легонько подтолкнул к выходу.

— Иди, иди, — сказал он, — сейчас не до твоих вопросов. Сейчас начнётся самое трудное. Иди.

Ника вышел на улицу, но не пошёл домой, а присел на землю, тут же, возле станции.

Ему не терпелось узнать, что же случилось.

Может быть, испортилась станция?

Или напутал что-нибудь солдат-оператор?

А может быть, летит сразу много самолётов?

Ждал он долго.

Наконец узкая дверь открылась и появился отец.

— Ну вот, — сказал он, — теперь ты видел, как маскируются самолёты.

Ника удивился. Он и не подозревал, что самолёты в небе могут маскироваться.

— Как? — спросил он.

— А ты думаешь, — сказал папа, — самолёт противника будет лететь и спокойненько ждать, когда мы его обнаружим? Как бы не так! Конечно, он постарается, чтобы мы подольше не заметили его. Постарается сбить нас с толку, запутать, ослепить станцию. Для этого придуманы разные способы. Вот один, самый простой. Ты видел когда-нибудь станиолевые ленты? Ну, серебряные шоколадные обёртки видел? Так вот: летит самолёт и выбрасывает за собой такие серебряные ленты. Десятки, сотни лент! А лучи станции отражаются от них. И на экране получается путаница, неразбериха. Попробуй отыщи самолёт! Для этого нужно быть очень опытным оператором…

— Значит, это был вражеский самолёт? — заволновался Ника.

— Нет, — рассмеялся папа, — конечно, нет. Это была просто тренировка. Ведь мы должны быть готовы ко всяким неожиданностям и хитростям, правда?

— Правда, — сказал Ника, а сам подумал: «Вот так серебряные бумажки!»

Ника проснулся и увидел: отец сидит и натягивает сапоги.

В комнате было светло, и Ника не мог понять: то ли ещё ночь, то ли уже утро.

Он тоже сел.

— Спи, спи, — сказал отец, — ещё рано. Тревогу объявили.

Тревога!

Значит, что-то произошло, что-то случилось! Первый раз при Нике здесь объявляли тревогу.

— Папа! — сказал он. — Можно, я пойду с тобой? Можно? Папа, ну пожалуйста.

— Нет, Ника, — серьёзно ответил отец. — Нет.

И Ника сразу понял, что просить бесполезно. Он снова лёг и зажмурил глаза.

Он слышал, как кто-то, громко топая, пробежал мимо дома.

Потом хлопнула дверь за отцом — и стало тихо.

Утром, когда Ника проснулся, отец ещё не возвращался.