Лев Давыдычев - Эта милая Людмила

Равномерное укачивание так убаюкало сытого кота, что он от удовольствия не помурлыкивал, а почти похрюкивал, чем особенно раздражал своего носителя.

В конце концов Пантя остановился, опустил корзину на дорогу, искренне признался:

— Устал. Зря мы его взяли. Сбежать может.

— Передумывать поздно! — из малинника крикнула эта милая Людмила. — Будем нести по очереди!

— Донести-то я донесу, — пробормотал Пантя, — только всё одно сбежит он.

— Куда? Зачем? — поразилась и обиделась тётя Ариадна Аркадьевна. — Он же домашнее животное.

— Всё одно сбежит, — упрямо повторил Пантя. — Я его знаю.

— Я знаю его не хуже тебя и убеждена, что Кошмарик будет вести себя вполне достойно. И больше не расстраивай меня, пожалуйста. Я верю в Кошмарчика.

— Главное, ребята, что уха нас ждет! — от всей души пропел дед Игнатий Савельевич. — Вперёд, вперёд, только вперёд! — И, подхватив корзину, он почти побежал по дороге.

И всем сразу — кому побольше, кому поменьше, но чуть стало веселее.

Леса здесь были распрекрасные. С одной стороны дороги — густой, местами почти непроходимый ельник, сумрачный, сырой, справа — сосновый бор, просторный, светлый, жаркий.

Бор сменился молодым березняком, а ельник — огромной поляной с множеством елочек и кустиков.

— Пантелей! — позвала эта милая Людмила. — Возьми у дедушки корзину! Прибавить шагу! А то получается не поход, а прогулочка!

И пока наши путешественники ненадолго забыли о Герке, мы с вами, уважаемые читатели, как раз и вспомним о нём, посмотрим, чем он занимается и что собирается делать.

Тут нас опять удивит некоторая, предположим, неожиданность: Герка ничем не занимался и ничего не собирался делать. Он до сих пор не верил в случившееся. Точнее, сначала он убедился, что его оставляют одного, а вот когда действительно остался один, то опять не поверил, что все они покинули его одного. Герка до того не поверил в этот невероятный факт, что даже вполне успокоился, сидел в огороде на траве и без малейшего волнения ждал, когда они вернутся. Мысленно он даже разрешил им вернуться не так уж сразу.

Небезынтересно и такое обстоятельство: Герка привык, что его почти всё время воспитывают или перевоспитывают, привык не обращать на это почти никакого внимания. Вот и сейчас ему представилось, что они в многодневный поход ушли не просто для собственного удовольствия, а для его, Герки, воспитания или перевоспитания. Ему не привыкать, можно и подождать.

Однако он начал уже скучать, но вдруг слух уловил звуки автомобильных моторов, а затем Герка услышал негромкие, но явно требовательные, с достоинством, гудки и — бегом через двор на улицу.

Возле дома остановилось две автомашины — серенькая «Волга» и синенький «Запорожец».

Из «Волги» вылез длинный, тощий дяденька в большой плоской кепке, которого Герка сразу мысленно назвал Гвоздем, а из «Запорожца» — как он только там уместился! — толстенный дяденька в красном берете с хвостиком на макушке, которого Герка сразу прозвал Арбузом. Затем из «Волги» выпрыгнула маленькая тётенька, ростом чуть побольше девочки-второклашки, её Герка окрестил Микробой.

— Мальчик, здравствуй. Подойди сюда, — позвал Гвоздь, и когда Герка приблизился, сунул ему в руку плиточку шоколада. — Мы ищем девочку по имени Людмила и мальчика… Фантя… Кантя… Мантя… Какое-то странное имя!.. Дантя?

— Пантя! Пантя! Пантя! — возбуждённо ответил Герка, предчувствуя, что назревают приятные для него события. — Есть! Есть тут у нас такой злостный хулиган!

— А Людмилу ты знаешь? — спросил Арбуз и сунул ему в руку плитку шоколада. — Где она? Где он?

— Где их можно найти? Где? — торопливо спросила Микроба и сунула в руку Герке плиточку шоколада.

— Где, где Людмила? — настойчиво спрашивал Гвоздь. — Где этот Квантя, Фантя, Дантя, Мантя?

— Пан-тя, — с большим достоинством ответил Герка, великолепно сознавая, что сейчас представляет из себя здесь главную персону. — Знаю, знаю, всё про них знаю.

— Где? — в один голос закричали и радостно, и с тревогой Гвоздь, Арбуз и Микроба.

Мне придётся напомнить вам, уважаемые читатели, что одной из отличительнейших черт избалованных людей является их нежелание, неумение, а может быть, даже и неспособность серьёзно думать. Они, избалованные, настолько привыкли поступать по-своему, ни с кем и ни с чем не считаясь, что совершают поступки без раздумий, нисколечко не беспокоясь, к чему эти поступки могут привести. Вот почему избалованные люди иногда опаснее особо опасных преступников!