Ирина Христолюбова - Загадочная личность

— Иди-ка, Веткина, к доске, реши уравнение, — сказал Сергей Афанасьевич.

Я вышла к доске, взяла мел и старательно стала писать, так старательно, что даже мел посыпался.

Я написала уравнение и правило ответила четко, без запинки.

— Значит, А плюс В равняется С? Ты убеждена в этом? — спросил Сергей Афанасьевич.

Он всегда так иронически спрашивал и не ждал ответа. Я посмотрела на Рыжикова. Лицо его было странно печально.

— Не убеждена, — сказала я.

— Как не убеждена? — ужаснулся Сергей Афанасьевич. Он еще раз прочитал уравнение, которое я написала. — Все правильно, — произнес он.

— Все равно не убеждена, — сказала я.

Все засмеялись, а Иванов громче всех. Один Рыжиков не засмеялся, а посмотрел на меня с удивлением.

— Какую же оценку, Веткина, ты заслужила? — размышлял Сергей Афанасьевич вслух, склонившись над журналом. — Неважную оценку, Веткина, неважную. Правило выучила, но не усвоила. Двойку тебе ставлю, Веткина. Мыслить надо!

В дневнике у меня появилась жирная двойка. Подруга Таня смотрела на меня с осуждением.

После уроков меня встретил Капустин. В этот день он в школе не был.

— Болею, — сказал Капустин охрипшим голосом. Я с сомнением посмотрела на него. Капустин возмутился — Все болеют, а мне нельзя?

— А чего по улице ходишь?

— В аптеку иду, — гордо произнес он.

Тут вывалилась из школы толпа ребят. Впереди независимо шел Иванов, а все бежали за ним. Капустин глазам своим не поверил.

Последним из школы вышел Рыжиков. Он шел, глубоко надвинув шапку, и катил впереди себя ледышку.

— Чего это философ такой пришибленный? — удивился Капустин.

— Мне кажется, Капустин, что все не так, — сказала я.

— Что не так?

— Не знаю что, только не так.

— Вот ты узнай сначала.

— А ты знаешь, почему обещают мороз, а идет мокрый снег?

— Наука еще не дошла. Метеорологи в погоде ничего не понимают, — авторитетно сказал Капустин.

Тут подул ветер, и целый столб снега прямо на глазах вырос, закрутился, как змей, а потом опустился на землю и пополз на нас. Мы побежали.

— Кто за тобой гнался? — спросила Дуся, когда я прибежала домой.

— Буран напал неожиданно.

Я села за уроки и очень быстро все сделала. Думаю, хоть этим порадую родителей. Дуся удивилась.

— Любовь к знаниям у меня пробуждается, — сказала я.

— Неспроста у тебя эта любовь к знаниям.

Я вздохнула: Дуся всегда все понимала. Я ничего не стала ей говорить про двойку по математике, все равно родителям надо будет дневник показывать.

— Дуся, — говорю я, — после уроков у меня по расписанию прогулка на свежем воздухе.

— С каких это пор ты живешь по расписанию? — хмыкнула Дуся. Но тут же добавила: — Правильно, сходи за хлебом.

Я надела брюки и свою любимую шапку с длинными ушами и вышла на улицу. Я надеялась встретить Рыжикова. Мне казалось, что за это время что-то изменилось. Может быть. Рыжиков мечется в постели в бреду? А может быть… Что еще может быть, я не знала. Но что-то может быть.

Где можно встретить Рыжикова? Скорее всего, там, у пещеры. И я пошла туда.

Но у пещеры никого не было. Да и пещеры не было. Сугроб лежал чистый, нетронутый, как будто его только что нанесло. Наверно, ночью была метель, и пещеру задуло снегом. Я побродила по сугробу, поползала, даже полежала. Сугроб был покрыт твердой ледяной корочкой, припорошенной сухим чистым снегом. Куда все-таки делась пещера? Я залезла на кирпичную стену и прыгнула. Провалилась по пояс. Но пещеры не было.

На улице подымался буран, и морозило все сильнее. Щеки щипало, нос. А по радио сегодня передали: «Во второй половине дня ожидается повышение температуры, мокрый снег, переходящий в дождь». Как только сообщили сводку, тут и мороз ударил, которого ожидали две недели назад. Все наоборот. Ждешь мороз — мокрый снег, ждешь дождя — тут тебе мороз. Капустин неправ. Метеорологи тут ни при чем. Просто вместо снега идет дождь, и все.

А сейчас мороз вместо дождя. Я быстрее побежала в булочную, потому что уж совсем замерзла. Купила хлеба, выхожу из булочной и вижу — Федя Рыжиков идет. Не идет, а бежит. В одном свитере, в вязаной шапочке. А впереди него — дяденька, тоже в свитере, совсем без шапки, невысокий такой, в очках. Раз без шапки — значит, отец Феди.

— Рыжиков! — крикнула я.

Рыжиков остановился, и дядя остановился. Я подошла к ним и спросила:

— Ты куда?

— Никуда, с папой, — неохотно ответил Рыжиков, потирая покрасневший нос.

Сейчас Рыжиков совсем не походил на философа. А папа его не походил на чемпиона по боксу, уже совсем не походил.