Сильвия Раннамаа - КАДРИ

– Ты не забудешь, а кто-нибудь другой забудет, – не сдавалась Анне.

– Так просто напиши на книжке свою фамилию и адрес, и нечего пускать пыль в глаза книжными знаками, – стоял на своем Урмас.

Я вступилась за Анне. Странно, что Урмас этого не понимает или не хочет понять. Всякие надписи гораздо больше портят книгу, особенно если почерк неважный. И что значит пускать пыль в глаза, если человек стремится к аккуратности и красоте? По-моему, книжный знак, то есть картинка с именем владельца книги, только украшает книгу. Книга становится тебе еще приятней и дороже.

Когда я это сказала, Урмас больше не стал спорить, но я не была уверена, что убедила его.

Вскоре Урмас собрался домой. Ему вечно некогда. На этот раз я вздохнула с облегчением, когда он ушел. Зачем это нужно, чтобы двое моих хороших друзей поссорились? Когда мы вместе с Анне занялись ковриком, я спросила ее, что она думает об Урмасе. Анне ответила, что считает Урмаса славным мальчиком: хорошо, если бы все другие были такими же.

Вот тебе раз! Значит, Анне вовсе не обижается, когда Урмас называет ее барышней, – она понимает, какой он на самом деле. Мне стало еще более стыдно за Урмаса.

Правда, когда Анне разговаривает с мальчиками, она ведет себя как-то странно. Втягивает щеки, и лицо ее от этого становится заносчивым, гордым. И каждый раз, когда мы с ней вместе идем по улице и где-нибудь встречаем компанию мальчишек, она начинает тянуть меня, чтобы поскорее пройти мимо. Ведь никогда нельзя быть уверенной, что они вслед тебе не выкинут какую-нибудь глупость. В таких случаях Анне принимает гордый, презрительный вид. Но ведь это, в сущности, со страху. А мальчики этого не понимают, и Урмас тоже. Не стану же я ему что-то объяснять – он меня за сплетницу примет.

И все-таки нужно поговорить с Урмасом. На следующий вечер, когда Урмас опять пришел к нам, чтобы помочь мне покрасить полку и приделать дверцы, я решилась. Решиться-то легко, а вот как осуществить задуманное? Каждый раз, как я открывала рот, чтобы начать разговор, решимость моя рассеивалась. Только после того, как бабушка ушла в лавку и мы с Урмасом остались одни, я сказала:

– Знаешь, Урмас, что я хотела тебе сказать? Не обращайся так с Анне. Она мой лучший друг, и я никому не позволю говорить о ней плохо. И думать тоже. Ничуть она не барышня. Ничего подобного! Она самая умная, самая хорошая и самая красивая девочка, какую я знаю.

Я выпалила все это единым духом, и голос у меня был, кажется, тоненький, потому что я очень волновалась.

Урмас серьезно взглянул на меня поверх полки:

– Ну, положим, есть девочки и получше и покрасивей.

Я быстро возразила:

– Я, во всяком случае, таких не знаю.

На это Урмас ответил:

– А я знаю, – и при этом с какой-то транной настойчивостью взглянул мне прямо в глаза.

Я с досадой почувствовала вдруг, что краснею. Бросив банку с краской и кисть на недокрашенную полку, я выбежала из комнаты. И спряталась в домовой прачечной.

Кто это, по мнению Урмаса, красивее и лучше, чем Анне? Глупости! Но что подумает обо мне Урмас – убежала, словно кривляка какая!

Немного погодя я услышала, как стукнула дверь нашей комнаты. Через окошко в коридор я увидела, что это Урмас. Он уходил. Я испугалась. Его, наверно, обидело мое поведение. Я хотела догнать его и поднялась, но тут что-то загремело в темноте. Услышав это, Урмас быстро обернулся и позвал:

– Кадри!

– Что тебе? – спросила я как можно спокойнее, будто мне не привыкать прятаться от своих гостей в холодной прачечной.

Урмас попытался найти меня в темноте:

– Кадри, где ты?

– Здесь, – ответила я.

– Что ты тут делаешь? –спросил Урмас.

– Ничего, – сказала я равнодушно, хотя сердце у меня громко стучало.

– Ты хочешь, чтобы я ушел? – без малейшего оттенка досады или насмешки спросил Урмас. Наоборот, в голосе его послышалось огорчение.

Мне стало стыдно за свою резкость.

– Выключатель возле двери, – сказала я наконец.

Урмас щелкнул выключателем, и зажглась тусклая лампочка. Мы стояли по обе стороны бельевого катка.

– Почему ты рассердилась?

Я не смогла удержать улыбку.

– Вовсе я и не рассердилась. – Мне вдруг очень захотелось назвать его Умми, как зовут его маленькие сестрички, но я не решилась. Я только сказала: – Ну, давай помиримся!

Урмас тоже улыбнулся:

– Никогда больше не стану говорить плохо о твоей Анне. Раз она твоя подруга, значит, не барышня. И вообще это было глупо с моей стороны. Я ведь просто шутил. Не знал, что ты так рассердишься.