Яков Тайц - Под горой Гедимина

«А почему, тевялис?»

Онуте тогда то и дело спрашивала: «Почему».

«Пей молоко, Оняле, — говорил папа. — Много лет назад здесь был густой, дремучий лес. И вот, Оняле, шёл по лесу Гедиминас со своей дружиной. Поднялись они на эту гору и устроили привал — заснули».

«И Гедиминас заснул? А почему он заснул?»

«Пей, Оняле, а то не буду рассказывать… И вот он спит и видит сон. И приснился ему, Оняле, волк. Большой, большущий железный волк».

«Железный! А разве бывают железные?»

«Во сне всё бывает… И вот снится ему, будто железный волк поднял свою железную морду и завыл».

«Уууу… Вот так, да?»

«Нет, ещё громче… Гедиминас даже проснулся от такого воя. Собрал своих мудрецов и говорит: „Ну-ка, мудрецы-хитрецы! Снился мне большой железный волк, он очень громко выл. К чему бы этот сон?“ Подумали мудрецы и сказали: „Это значит, что тебе, великий князь, надо заложить на этой горе, где ты сон видел, город. И будет этот город силён и крепок, как железо. И слава о нём пойдёт громкая, по всему свету“. Послушался князь мудрецов и построил на этой горе башню, крепость… Вот, Оняле. А ты говоришь „домик“…»

Много интересного рассказывал папа. И, конечно, далеко не всё, что он знал, успел он пересказать!..

Извилистыми, мало кому известными тропками Онуте поднялась по крутому склону.

Вот она, древняя башня великого князя Гедимина! Внизу расстилается город. Блестит река. Дует тёплый ветер и треплет флаг.

Отсюда, с вершины, бывало Онуте и папа старались угадать свой домик среди тысяч крутых черепичных крыш. Но угадать нельзя было, потому что крыш было слишком много. Сейчас добрая половина их разрушена.

Онуте, переводя дух, постояла у подножия башни, потом, осторожно обходя колкие обломки кирпичей, пошла вдоль заросших травой остатков древней стены.

Кто-то из-за куста шагнул ей навстречу. Она испугалась:

— Кае? (Кто?)

— Стой! Кто идёт? — раздался в ответ грозный окрик.

Перед Онуте стоял приятель Юргиса, Антанас. Она не сразу узнала его. Какой у него грозный вид! Вместо пояса — настоящая металлическая пулемётная лента. На плече — настоящий немецкий штык. На груди блестела маленькая красноармейская звёздочка.

— Антанукас, — сказала Онуте, — как ты меня напугал! Разве ты не видишь, что это я?

— А ты разве не видишь, что это я? — ответил Антанас.

— Вижу. Ты — Антанас.

— Нет. Я не просто Антанас. Я, — он поднял штык, — часовой!

— Пускай — часовой! А где Юргис?

— Не Юргис, — поправил «часовой», — а главнокомандующий.

— Хорошо, пускай! А где он?

— Где? — Антанас потуже затянул на себе пулемётную ленту. — Говори пароль!

— Какой пароль? Ой, мне Юргис говорил пароль, только я позабыла. Пусти так, я потом у него спрошу и скажу.

— Нет, потом нельзя. Не полагается.

— Антанукас, ну напомни мне, ну хоть одну буквочку!

— Нет, говорить нельзя, — отвечал неумолимый «часовой». Он оглянулся. — Ладно, Оняле, я тебе говорить не буду, но я покажу. Смотри! — Он взмахнул штыком и показал на реку, которая блестела внизу, под горой.

Тут Онуте крикнула:

— Знаю, знаю! «Нерис», да?

— Правильно!

Антанас, не улыбаясь, круто, по-военному, повернулся и повёл Онуте к «главнокомандующему».

В древней крепостной стене были ниши. Когда-то, в незапамятные времена, здесь укрывались литовские воины. А сейчас в одной из них собирались ребята.

Антанас раздвинул куст, который закрывал вход в нишу, и скомандовал:

— Заходи!

На толстых кирпичах над входом было детским почерком написано: «Штабас». В глубокой нише было темно.

— Лабас! — сказала Онуте, никого не видя после яркого света улицы.

— Лабас, лабас! — откликнулось много голосов.

Наконец глаза Онуте привыкли к темноте, и она увидела около десятка мальчиков, собравшихся в нише. Посерёдке стоял сам «главнокомандующий» и проволокой прикручивал обрезок водопроводной трубы к колёсам от настоящего станкового пулемёта.

Онуте сразу приступила к делу.

— Юргис, — сказала она, — вот тот мальчик, который из Москвы…

— Знаю, — перебил Юргис, пробуя, крепко ли связан пулемёт. — Дальше!

— Вот… он сказал, чтобы вы все завтра пришли…

— Куда? — поднял голову Юргис.

— Туда, к святому Яну, где прошлый раз воевали.

Юргис стал сгибать и разгибать проволоку. Наконец она переломилась. Он посмотрел на её концы и сказал:

— А зачем? Опять воевать?

— Не знаю. А только он сказал: очень нужно. В девять часов. Придёте?

Юргис показал концом проволоки на маленького длинноносого Пятраса, который сидел на корточках и строгал что-то перочинным ножом.