Рене Госинни - Малыш Николя и его друзья

– Нет! – закричал Руфюс.

– Как это – «нет»? – удивился мсье Мушабьер. – Если ты болен, надо в медпункт. А когда я тебе что-то говорю, ты обязан слушаться!

И мсье Мушабьер взял Руфюса за руку, но тут Руфюс принялся кричать:

– Нет! Нет! Я не пойду! Я не пойду! – а потом стал кататься по земле и плакать.

– Не бейте его, – вмешался Альцест, который только что доел свои бутерброды, – вы что, не видите, что он заболел?

Мсье Мушабьер посмотрел на Альцеста округлившимися глазами.

– Но я не… – начал он, а потом сделался весь красный и стал кричать на Альцеста, чтобы он не вмешивался в то, что его не касается, и оставил его после уроков.

– Ну вот, только этого не хватало! – закричал Альцест. – Из-за того, что этот дурак заболел, я должен сидеть после уроков?

– Хочешь по шее? – спросил Руфюс, который уже перестал плакать.

– Ага, – сказал Жоффруа.

И они все начали кричать и о чём-то спорить, а Руфюс опять сел и стал смотреть, и в это время прибежал Бульон.

– Что такое, мсье Мушабьер, – забеспокоился Бульон, – у вас возникли проблемы?

– Это всё из-за Руфюса, он заболел, – объяснил Эд.

– Я тебя ни о чём не спрашивал, – возмутился Бульон. – Мсье Мушабьер, накажите этого ученика, прошу вас.

И мсье Мушабьер оставил после уроков Эда, а Альцест обрадовался, потому что сидеть после уроков вместе веселее, чем в одиночку.

Потом мсье Мушабьер объяснил Бульону, что Руфюс не желает идти в медпункт, а Альцест позволил себе потребовать, чтобы он, то есть мсье Мушабьер, не бил Руфюса, но он никогда не бил Руфюса, и что мы все невыносимы, невыносимы, невыносимы! Мсье Мушабьер повторил это три раза, и в последний раз голос у него был, как у моей мамы, когда я вывожу её из себя.

Бульон потёр подбородок, потом взял мсье Мушабьера за локоть и отвёл его в сторону, положил ему руку на плечо и долго что-то тихо говорил. А потом Бульон и мсье Мушабьер снова подошли к нам.

– Вот увидите, дружок, – сказал ему Бульон, широко улыбаясь.

И он пальцем сделал Руфюсу знак подойти.

– Будь любезен пройти со мной в медпункт, и без всякого кривлянья. Ясно?

– Нет! – закричал Руфюс и стал кататься по земле, плакать и кричать: – Никогда! Никогда! Никогда!

– Не надо заставлять его силой, – попросил Жоаким.

Тут началось что-то ужасное. Бульон сделался весь красный, оставил после уроков Жоакима, а потом ещё Мексана, который засмеялся. Но особенно меня удивила широкая улыбка, которая сияла теперь на лице мсье Мушабьера.

Потом Бульон приказал Руфюсу:

– В медпункт! Сию же минуту! Без разговоров!

Руфюс увидел, что теперь уже не до шуток, и сказал, что ладно, согласен, он сходит, но при условии, что ему не будут мазать йодом коленки.

– Йодом? – переспросил Бульон. – Нет, тебя не будут мазать йодом. Но когда ты поправишься, зайди ко мне. Нам придётся ещё кое-что уладить. А теперь отправляйтесь с мсье Мушабьером.

Тут мы все повернули к медпункту, но Бульон принялся кричать:

– Не все! Один Руфюс! Медпункт – это не место для прогулок! И потом, может быть, ваш товарищ заразен!

Но мы в ответ только расхохотались, кроме Аньяна, который всегда боится заразиться.

Потом Бульон дал звонок, и мы пошли в класс, а мсье Мушабьер отправился провожать Руфюса домой. Везёт же этому Руфюсу: у нас как раз начинался урок грамматики.

Что касается болезни, то, к счастью, оказалось, ничего страшного там не было.

У Руфюса и мсье Мушабьера всего лишь краснуха.

Не знаю, говорил я вам уже или нет, но в нашем квартале есть один пустырь, куда мы с ребятами часто ходим гулять.

Наш пустырь просто потрясающий! Там есть трава, камни, старый матрас, автомобиль – хоть он и без колёс, но всё равно классный, он у нас бывает самолётом, врум-врум, и автобусом тоже, динг-динг. А ещё там есть банки и иногда кошки, но с кошками играть трудно, потому что когда они нас видят, то сразу же убегают.