Лидия Чарская - Большая душа

— Да мне одной не сдвинуть его, Аграфена Степановна, тяжел больно.

— Тяжелый больно! Больно тяжелый! — передразнила девочку хозяйка. — Удивительно, какая «принцесса на горошине», подумаешь. Тяжело ей, видите ли, диван с места сдвинуть. А, небось, забыла, как у себя в деревне не такую еще тяжесть на себе таскала. Разленилась ты, мать моя, да и ветренна больно стала, вот что. Ветер-то у тебя в голове бродит, и заботы нет никакой о том, чтобы хозяйке угодить получше. Вот сейчас опять: стою у двери, звоню-звоню, а она и ухом не ведет. Ей и дела нет, что хозяйка с дачи вернулась усталая, что хозяйка покоя желает.

— А может быть, Лиза и сама уснула, Аграфена Степановна? Мудрено ли? Девочка встает с петухами и целый день на ногах за работой. Мы и то не раз удивлялись с Юрой, как много она работает, — послышался чей-то нежный голос.

Дося и Веня переглянулись в своем уголке за ширмой.

Этот незнакомый голос Лизиной заступницы сразу расположил их в свою пользу.

— Кто это? — шепотом обратилась к горбуну Дося.

Но Веня только отчаянно замахал руками в ответ на ее вопрос.

— Что ты! Что ты! Господь с тобой! Молчи уж, молчи, ради Бога… Еще услышит Велизариха, — зашикал он.

Но Велизариха была далека сейчас от того, чтобы услышать что-либо. Ее скрипучий голос снова задребезжал.

— Напрасно, совсем напрасно вы так думаете, милая барышня: работы у моей Елизаветы не больше, чем у другой прислуги, только копается она с делами много и кажется, что она с утра до ночи занята. Так-то! А совать носик туда, где вас не спрашивают, не следует. Я бы, на вашем месте, озаботилась лучше, как бы денежки внести вовремя, к сроку. И мне хлопот меньше, да и вам меньше неприятностей, — еще сердитее сказала старуха.

И вот нежный голос снова зазвучал в ответ на ее слова:

— Аграфена Степановна, милая, да где нам взять денег, когда их нет у нас? Или вы думаете, что мы с братом Юрой притворяемся только, что мы не богаты? Так ведь имей Юра возможность заплатить в срок — он бы заплатил, и я бы отвезла вам деньги даже на дачу, а не караулила бы вашего возвращения у окна для того только, чтобы умолить вас не продавать наших вещей до взноса. Ведь подумайте только: если вы продадите Юрино теплое пальто, которое мы у вас заложили в марте, в чем он будет ходить в консерваторию и на уроки зимой? Или сервиз наш! Пропадет сервиз — единственная оставшаяся нам фамильная вещь. Ах, Господи, я и представить себе не могу, как это будет больно и обидно Юре!

Тут голос девочки дрогнул и оборвался. Кажется, она заплакала.

Но на Велизариху не подействовало ее горе:

— Пальто, говорите, надо? Сервиз фамильный жалко? Не в чем ходить по урокам и в консерваторию братцу будет, хи-хи… А кто велит ему, вашему брату Юрочке распрекрасному, кто велит ему в консерватории прохлаждаться да по грошовым урокам бегать, когда он мог бы поступить на место куда-нибудь в банк или контору? Слава Богу, с образованием достать работу завсегда и повсюду можно.

— А как же его ученье? Его игра на скрипке? Ведь брат Юра — талант! Ведь у него впереди широкая дорога. Сам профессор сказал, что из него выйдет со временем прекрасный скрипач, — снова взволнованно зазвучал дрожащий голос девочки.

Но тут старуха уже громко расхохоталась в ответ на слова своей гостьи:

— Эх, милая барышня, милая барышня, когда-то еще что будет! А пока ваш братец музыкантом сделается, вы с ним с голоду помрете. Много ли эти уроки его вам дают? Небось, и сейчас он на уроке, а вас ко мне прислал.

— Нисколько не прислал меня сюда Юра. Я сама пришла, зная, что подошло время выкупа наших вещей, а денег на это нет, и скорой получки ниоткуда не предвидится. Вот я и пришла просить вас подождать… отсрочить продажу вещей наших. Аграфена Степановна! Будьте добры, пожалуйста, ну, хоть месяц еще подождите, хорошая, милая!

Тут нежный голос задрожал сильнее. Трогательные, молящие нотки зазвучали в нем, нотки, способные растопить сердце самого жестокого человека.

Однако они не тронули души Велизаровой. Напротив, как будто еще больше ожесточили ее.

— Чем тут зря время терять да плакаться, шли бы вы домой лучше, милая барышня, — заскрипела старуха. — Братца бы дождались, да уговорили бы его достать-раздобыть деньжонок да принести мне их в срок. Ведь только на два месяца вещи закладывали, клялись, божились, что внесете в мае — с тем и ссужала вас деньгами. Небось, сама рисковала, выдавая такую уйму. Ведь у меня не ломбард какой, деньжищами не ворочаю. Я — бедная вдова, сирота одинокая, и все те грошики, что имею, потом и кровью в работе добыла. Так мне рисковать ими и вовсе не след. Вы, чай, не маленькая, барышня, — пятнадцать годков никак, и ученая вдобавок, в пансионе воспитываетесь, — так можете понять, что довольно стыдно вам с братом обманывать меня, бедную, одинокую старуху. Сказано раз, чтобы в срок деньги внести, так и должны внести. И вот вам мое последнее слово: ежели через три дня не отдадите денег — прощайтесь и с пальто, и с сервизом вашим, так-то, голубчики!