Лидия Чарская - Вторая Нина

Сладкие грезы далеко уводили от немилой институтской жизни, но, к сожалению, ненадолго.

Утренний колокольчик настойчиво и непреклонно возвращал к ней. Быстро одевшись (ни дома, ни здесь я никогда не тратила много времени на свой костюм), я вышла из дортуара, собираясь побродить в одиночестве до звонка, призывающего к молитве.

Миновав длинный верхний коридор, я вышла на церковную площадку и хотела уже спуститься по лестнице в так называемую «чертову долину», то есть небольшую круглую эспланаду, где висели огромные часы и стояли деревянные скамейки, когда снизу донеслись до меня приглушенные голоса, которые показались мне знакомыми.

— Спасибо, барышня, красавица, большое спасибо и за книжки, и за доброту вашу. Очень мы вам благодарны, мадемуазель Рамзай! Век буду за вас Бога молить.

«Рамзай! Что такое? — насторожилась я. — Опять Рамзай, с кем это она?»

Не отдавая себе отчета — хорошо или дурно то, что я делаю, я перевесилась через перила лестницы верхней площадки и заглянула вниз.

Я сразу узнала рослую фигуру гардеробной красавицы Аннушки, ее краснощекое, здоровое лицо, ясные, синие глаза, полные белые руки, обнаженные до локтя. Рядом с ней стояла «она» — моя мучительница, наша загадочная баронесса…

— Читайте хорошенько, Аннушка, это хорошие книги, — говорила шепотом зеленоглазая девочка, — эту книгу каждый русский человек прочесть должен. Это особенная книга, дивная! Вот сами увидите!

— Барышня, голубушка, душевное вам спасибо! — шептала в ответ Аннушка.

— Сегодня же ночью начну читать. Как девушки заснут у нас в подвале, я зажгу огарочек и примусь за чтение. Только бы наши не увидели. А то засмеют. Беда. И то смеются. Говорят: «Тебя барышня Рамзай обожает». Срамота!

— Какая срамота? — зазвенел дрожащий голосок, и я увидела, как темные брови баронессы сошлись в одну прямую тонкую полоску. — Какая же тут срамота, Аннушка? Ну да, обожаю, если у вас это так принято называть, обожаю вас за вашу доброту, трудолюбие, способности, уменье воспринимать прочитанное, уменье образовать себя. Потому что вы лучше всех этих изверченных, пустых, расчетливых девчонок. Да, обожаю и буду обожать, то есть любить вас, и никому не обязана давать в этом отчета. Да!

— Барышня, золотая! Баронесса моя миленькая! Не знаю уж, как благодарить вас. Вы такая беленькая, нежненькая, точно цветок или куколка, меня-то любите — мужичку-чумичку! Глядите, у меня и руки-то шершавые, исколотые…

— Вот-вот, за это и люблю я вас больше всех, Аннушка, — зазвенел в ответ взволнованный голосок Лидии. — Вы труженица, работница, всю жизнь трудитесь и трудиться будете, а мы, что из нас выйдет, когда мы кончим здесь курс и выйдем в свет?.. Бальные плясуньи, нервные барыньки… Ах, Аннушка, Аннушка, мне так жаль порой делается, что я родилась не простой крестьянской девочкой, а богатой баронессой Рамзай!

Взволнованный голосок дрогнул и умолк… Чьи-то мягкие шаги послышались на лестнице — собеседниц спугнули.

Желая опередить Рамзай, я опрометью кинулась в дортуар. Мое сердце билось усиленно, душа горела злорадным удовлетворением.

— Ага, — торжествовала я, предвкушая мщение, — ага, попались, наконец, гордая, очаровательная баронесса! Вы считаете себя выше, презираете девочек, которые «бегают» за учителями и равными себе воспитанницами, а сами «обожаете» простую девушку-горничную, «мужичку», как называет себя Аннушка! Вы, которая осмелились так гордо и заносчиво держать себя со мной! Сама судьба пожелала открыть мне вашу тайну, и теперь… держитесь, милая баронесса! Самозванная княжна сумеет отомстить вам. О, какое растерянное лицо сделаете вы, как округлятся ваши зеленые глаза, когда весь класс узнает о вашем поступке…

Задыхаясь и дрожа от нетерпения, я пулей влетела в дортуар и прокричала:

— Mesdames! Сюда! Я кое-что узнала и поделюсь сейчас с вами…

Жадные до впечатлений девочки мигом окружили меня. Я плохо сознавала, какую некрасивую роль решила исполнить. Я была во власти одной мысли, одного желания: отомстить, во что бы то ни стало отомстить гордой, злой девочке, которая грубо оттолкнула меня, насмеялась над моим великодушным порывом.

Преисполненная негодования и гнева, я пересказывала подругам то, что мне довелось только-что услышать на лестнице.

— Рамзай позорит класс… Рамзай поступает некрасиво… Честь класса затронута… «Бегать» за горничной-мужичкой!.. Мы все должны заявить Рамзай наше негодование, наш протест!..