– Всякую. А кондрашки – промежуточное слово. И больше ничего.
6 января 1999. Среда.
Мы с папой едем на метро. Проезжаем станцию «Коньково».
– Пап! – говорю я. – А ты знаешь, что эту станцию называликали [6]в честь моего конька-красотки?
– Вот теперь узнал.
– А ты сам на коне ездил?
– Ездил.
– На маленьком?
– Да, на маленьком.
– Ты чем его кормил?
– Овсом. Травой. Сеном.
– Конь что, тебе говорил, чем кормить? А?
– Не говорил. Я сам догадывался.
– Сам?
– Сам, – подтвердил папа.
– А если то, что ты даёшь, коню не понравится?
– Тогда я не знаю...
– А когда знаешь? – задал я папе тупой вопрос. [7]
– Не...
– Чего не?.. Папа! Ты чего молчишь? У тебя замкнутая мысль? [8]Ты замкнул свою мысль? Или ты не замкивал?
6 января 1999. Среда.
– Папа! Когда ты жил в Кускове, у тебя была собачка. Ты чем её кормил? Тоже овсом, как лошадь?
– Да ну что ты!
– А чем же?
– Что себе, то и ей...
– Борщ тоже?
– Не помню.
– Ну вот! – всплеснул я руками. – Плохо!
– Ну что, закончен рассказик?
– Что за рассказ, когда Никифорович не знает, чем кормил собачку?
6 января 1999.
Сегодня к нам с мамой запрыгнул какой-то радостный вечер. То мы приплясывали перед принтером, всё выискивали, чего он плохо печатал. Пришлось поменять картридж. Потом крепко резались в бизнес-игру «Я – управляющий».
А спать в ночь под Рождество я лёг с папой.
И загадываю ему свои загадки:
– На нём много путей, много народу, рядом станция метро. Что это?
Папа не успел рта открыть, я кричу:
– Вокзал! А эта... Его не видно, но он существует. У него ничего нет, но он ворота сам открывает, без чужой помощи? Ветер! И не думай ни про что другое!.. А... Сидит на небе. Никто его не видит. За всем стережёт. Видит сквозь стены. Кто это? Ну, конечно же, Боженька!
Уже около полуночи.
– Спи, сынок, – шепчет папа. – С праздником Рождества Христова тебя! Через три минуты наступит Рождество... День, когда родился Боженька...
– А когда он родился?
– Точно не знаю, не считал...
– Боженька и в самом деле есть?
– Говорят, что есть. Но его никто не видел.
– А ты?
– И я.
6 января 1999. Среда. 23 часа 57 минут.
Мы с папой играли в слова.
– Пап! А вот слово деньги. А как сказать в единственном числе? Деньга?
– Да.
А маме деньга не нравилась.
Но я говорил деньга до тех пор, пока мама не загрозилась мне ремешком.
– Пап! Я бегу сегодня из школы домой, а за мной ещё быстрей бежит очкарик Егор-бугор. Он на целый класс старше меня. Догнал и говорит: давай немножко подерёмся. И бах меня по плечу. Я ему много раз сказал не лезь!
– А он?
– А он протестует!
– То есть?
– Вовсю задирается! Тогда я кинул ему один крутенький кулачок в ухо, и он расхотел протестовать.
Я начал на всех предметах лепить цифру 70. На стенках, на дверях, на папиных бумажках...
Папа удивился:
– Чего тебя занесло на семьдесят?
– Семьдесят сантиметров!
Папа посмотрел на ленту для своей машинки.
Тоже 70!
– Гриша! – заругался папанька. – И тут семьдесят! Ты что делаешь? Мне надо было ленту на тринадцать, а подсунули на шестнадцать. Надо отвозить назад. Но теперь её не примут. Написал же!.. Что ты пишешь где попало? Написал бы уж у себя на $ лбу.
– Но лоб не бумага и не дверь! – ответил я.
7 января 1999. Рождество.
Я, куманёк, и кума стирали бельё.
В ванную заглянул папа и сказал мне:
– Пойдём кричать!
Я не стал идти. Но потом папа заругался:
– Гриша! Иди смазывать твоё горло!
– Ладно. Мазюкай! Только после дашь поработать на компьютере.
– Дам, – буркнул папа. – Смазываю два разика. Ты не выплёвывай.
Он поднёс мне лекарство.
Я незнамо что непотребное постарался сказать:
– Папа, я выплёвываю!
– А компьютер тебе уже не нужен?
И я не выплюнул.
Папа похвалил меня за это:
– Пять с плюсом тебе!
Я залез на стол, покрытый стеклом, с ногами коня и работаю на компьютере.
– Партизанкин! Ты что вытворяешь? – возмутился папа. – Стекло раздавишь!
Мама хотела наказать меня. В угол поставить. Но я не разрешил:
– Меня нельзя наказывать! Я наказываюсь через день! Сегодня пропуск. Завтра я наказываюсь! Если и завтра я чего-нибудь непотребное сделаю, тогда меня надо наказывать через день! И так далее...
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу