Вячеслав Сукачев - Белые птицы детства

— Трусишь? — Васька нахмурился.

Карысь тоже нахмурился, взял лопату и сильно лизнул черенок.

— Ишь ты, хитрый какой,— вроде даже обрадовался Васька,—так и дурак сможет. Ты железяку лизни, а не черенок.

Карысь не понял, какая тут разница, ведь всё равно лопата, но спрашивать об этом Ваську не стал, а перевернул лопату и вновь лизнул... Он не сразу сообразил, что такое случилось, и прежде боли испытал удивление: язык кто-то не пускал. Словно бы щипцами схватили его и не отпускали назад. Карысь испугался, толкнул лопату от себя и услышал боль. Он попробовал закричать, но вместо крика получилось у него глухое мычание. Боковым зрением Карысь увидел, что Васька, а особенно Петька, тоже перепугались и растерянно смотрят на него. Чужой страх словно подстегнул Карыся, он изо всех сил рванул лопату, ощущая, как медленно, очень медленно, словно слипшийся лейкопластырь, сходит язык с железяки. Ему показалось, что теперь у него была только половина языка, и он боялся посмотреть туда, где упала лопата. И в то же время Карысь чувствовал, каким большим и неповоротливым становится язык. Он потрогал его пальцами и, не ощутив прикосновения, пустился бежать домой.

Он бежал по белому снегу и не видел, как падают в этот снег красные капли и как мерцают они в этом снегу.

Зима, перевалив за половину, отшумев февральскими метелями, к середине марта поугомонилась, а двадцатого числа, под воскресенье, вдруг грянула оттепель. С крыш закапало, снег потемнел и легко скатывался в комочки. Куры, торопливо высыпавшись из стайки, наперегонки с воробьями гонялись за какими-то камушками, вытаявшими из-под снега во дворе. Верный, с завистью глядя на кур, тихонько скулил и пятился от своей будки, стараясь вылезти из ошейника. В общем, всё как-то сразу изменилось в мире, и даже мать, собираясь в школу, нестрого сказала отцу:

— Ты сегодня в ветлечебницу? Взял бы Серёжу с собой.

— Не замёрзнет? — на всякий случай спросил отец.

— Не замёрзнет... На улице вон что творится.

— Весна.

— Оттепель,— уточнила мать и ушла.

Карысь, старательно доедавший кашу при матери, тут же бросил это занятие и солидно спросил отца:

— Значит, поедем?

— Выходит, так,— засмеялся отец.

— Я оденусь потеплее,— полувопросительно объявил Карысь.

Отец, отворив дверцу шкафа с красным крестом на стекле, что-то искал среди множества вкусно блестящих металлических штуковин и не ответил Карысю.

— Только я сам шарф завязывать не умею,— вздохнул Карысь, очень не любивший, когда ему поверх воротника повязывали широкий шарф.

— Ладно,— рассеянно сказал отец и взял из шкафа железную коробочку...

— Папа, дай мне чё-нибудь,— ткнул Карысь пальцем в шкаф.

— Что-нибудь,— машинально поправил отец.

— Что-нибудь,—с готовностью повторил Карысь.

— А что?

— Вот это.

— Гм... Это нельзя. Здесь ампулы.

— Тогда вот это.

Отец взял огромные щипцы с цифрами внутри и протянул Карысю.

Щипцы тяжёлые, красиво блестящие, и в серёдке у них как бы ещё одни щипчики, из тоненьких пластинок. Карысь сел на пол и стал громко щёлкать щипцами.

— Мы скоро поедем? — спросил он отца.

— Как соберёмся.

— А как соберёмся?

— Как поедем.— Отец, теперь уже сидя на корточках перед шкафом, всё ещё что-то там искал.

— Как ты найдёшь, так и поедем, да?

Отец кивнул головой, потом внимательно посмотрел на Карыся, потом засмеялся и захлопнул шкаф.

— Папа, возьмём Верного?

— Нет.

— Ему скучно одному.

— Нельзя.

— Почему?

— Он будет с чужими собаками драться.

— Верный победит?

— Конечно.

— Тогда почему его нельзя взять?

Карысь, сунув палец в рот, смотрит то на скулящего Верного, то на запрягающего лошадь отца. По всему видно, что он размышляет. Отец затягивает супонь, щёлкает замками вожжей и искоса наблюдает за Карысем.

— Он должен охранять наш дом,— наконец отвечает отец...

Серко легко трогается с места, первые комья снега из-под копыт мягко ударяются в передок, кошёвка раскатывается на повороте, и они взлетают на вершину сугроба. Серко приседает на задние ноги, взрывает передними снег, хомут съезжает ему на уши, и всё равно быстро они падают вниз. Сердце у Карыся замирает, поднимается высоко-высоко, он вцепляется рукой в обводину и закрывает глаза. Ему кажется, что кошёвка падает очень долго, что это падение никогда и не прекратится, но в это время ощущает лёгкий рывок, невольно опрокидывается на спину, и, когда открывает глаза, деревня уже позади, а впереди ровная, хорошо накатанная санями дорога. Карысь удивляется: ведь он только на секунду зажмурился, а проехали так много.