Кристине Нёстлингер - Дуйбол-привет!

Господин Низбергер снова вскричал:

— Не может быть! Потом взял себя в руки.

— Без них никак нельзя! — сказал он, — Немедленно звоним в Окленд!

— Дорого встанет, однако! — пробормотал Харчмайер. Когда у кого-то подвал начинен спецсосисками, которые вот-вот протухнут, того на экономию тянет.

— Плачу я! — сказал Низбергер. (Десять минут связи с Оклендом, Новая Зеландия, обойдутся явно дешевле, нежели самая дешевая телереклама.)

Но до международного разговора дело не дошло. Появилась моторизованная почта — рассыльный Ксавер Калачек на своем мопеде вихрем пронесся между церковью и рестораном и вынесся на Главную площадь. Отдыхающие, поклонники зимнего дуйбола автобусные экскурсанты, местные жители испуганно шарахались в разные стороны.

Ксавер Калачек на полной скорости подлетел к Тюльмайеру и так резко затормозил, что мопед развернуло. Ксавер Калачек вместе с мопедом рухнул на землю, но, падая, все же успел протянуть Тюльмайеру телеграмму.

— Телеграмма Тюльмайеру из-за океана! — выпалил он, задыхаясь, после чего был погребен мопедом.

Тюльмайер распечатал сложенную и склеенную телеграмму. Низбергер, Харчмайер и Лисмайер с любопытством глядели ему через плечо. Они тоже читали текст. Их до того разбирало любопытство, усиленное общим нервозным состоянием, что они не только не дали Калачеку на чай, но даже не вытащили его из-под мопеда, чего Калачек по сей день забыть не может. («Потому у них к людям ни грамма уважения, на своей шкуре испытал», — не раз повторял он впоследствии за рюмочкой.)

Телеграмма из-за океана извещала;

господину тюльмайеру зпт верхний дуйберг тчк прибыть

не можем тчк мальчика скарлатина тчк домашний карантин связи опасностью заражения тчк

Телеграмма дрожала в дрожащих руках Тюльмайера. Теперь всем все стало ясно. Теперь ясно стало, что все кончено. Верхнему Дуйбергу теперь хана! (Так по крайней мере казалось Тюльмайеру.)

Но господин Низбергер вытащил телеграмму из пляшущих пальцев Тюльмайера. Он порвал ее на множество мелких клочков и бросил все эти мелкие клочки в урну, стоявшую рядом со скульптурным ансамблем.

— Хм, мужики, — молвил господин Низбергер, — мужики, никакой телеграммы не было!

— То есть как? — обалдело спросил Харчмайер.

— Мужики, — молвил далее господин Низбергер, — телеграммы вообще не было в природе, ни-ко-гда!

— Но она как-никак еще там! — Лисмайер указал на урну.

— А хоть бы и так, — сказал Низбергер тихо, но веско, — мы это забудем, мы этого не видели!

— Но я и сейчас ее вижу, — сказал Тюльмайер.

— Тогда вовсе не гляди в ту сторону! — потребовал Низбергер. — Все вы, трое, должны о телеграмме забыть!

Господин Низбергер откашлялся и сказал:

— Поскольку у меня созрел план!

— Не собрать ли совет общины? — спросил Харчмайер. Низбергер энергично замотал головой и замахал на него руками.

Ему думается, сказал он, это только повредило бы делу. Хоть план его по сути очень славный и очень добрый, но господину пастору и господину учителю он может не показаться.

— У этих, поди, сосиски не пропадают! — выкрикнул Харчмайер.

— То-то и оно! — подхватил господин Низбергер, затем четверо господ проследовали к ресторану и поднялись по лестнице в жилые комнаты семейства Харчмайеров.

Ханси вышел на Главную площадь в тот самый миг, когда Ксавер Калачек рухнул с мопедом на землю. Он помог Ксаверу Калачеку выбраться из-под мопеда, отряхнул грязь с его брюк, а затем уселся на левую чашу для цветов, входящую в многофигурный памятник. Он слышал все, о чем говорили четверо мужчин. Правда, заглянуть Тюльмайеру через плечо он не мог. Поэтому о содержании телеграммы не догадывался. Однако чем-то все это показалось ему подозрительным! А особое подозрение внушало Ханси то, что четверо господ не захотели позвать на разработку плана ни господина пастора, ни господина учителя. Видно, план был уж очень коварный! Но еще более подозрительно, думал Ханси, что четверо господ направились не в ресторан, а в квартиру Харчмайера. Видно, это дьявольски коварный план, который нельзя обсуждать за кружкой пива!

Ханси подошел к урне. Он выгреб из нее все маленькие бумажные обрывки, какие удалось там обнаружить, сунул их в карман и помчался домой, к себе в комнату. Убрал со стола альбомы с фотографиями горнолыжников, фантики от жевательной резинки с изображением победителей кубка мира в скоростном спуске и разложил перед собой все бумажные клочочки. Некоторые он забраковал: те, что были либо от пакетиков со сладостями, либо от билетов на спусколифт.